Выше полярного круга - [41]

— Желаешь в помощники? — сказал мне рабочий постарше, который подставлял зубило. — Работка не пыльная и денежная.

— Боюсь, не справлюсь, — отшутился я. Уж больно жесткая тут земля.

— Это, брат, не земля. Это ровга.

Я не знал слова «ровга». Но оно мне понравилось какой-то своей неожиданностью и загадочностью. Потом я прочитал у В. Даля: «Ровга — арх. — вечно мерзлый пласт, который никогда не оттаивает…» Видимо, рабочий был архангелогородцем.

Двое суток назад я сошел на какой-то станции за свежими газетами и в киоске Союзпечати купил книжку стихов Вячеслава Кузнецова «У высоких широт», свеженькую, только что выпущенную Коми книжным издательством. В первые дни пребывания «у высоких широт» книга Кузнецова помогла мне понять и осмыслить многое.

…Есть на свете лед — острей стекла,

Есть земля, что камня каменистей,

Есть на свете трудные дела,

Но и есть на свете — коммунисты…

Книга была своеобразным поэтическим путеводителем по Воркуте и всей Арктике. Из стихотворения «Улица Ленина» я узнал, что на этой улице есть редакция городской газеты «Заполярье». Я без труда нашел ее и полчаса беседовал с редактором — Егором Николаевичем Терентьевым. Он внимательно расспрашивал меня обо всем, особо поинтересовался моими склонностями к производственной теме, заметно скривился, когда речь зашла о стихах.

— Вы нам подходите, — сказал он в заключение. — Но учтите, у нас низкие ставки. К тому же на работников редакции не распространяются многие существующие льготы. Работаем на романтическом энтузиазме. А требования высокие. Так что — подумайте и решайте. Определю вас в промышленный отдел. Работы много. Ведь началось второе рождение бассейна. Полная реконструкция шахт. Город живет углем. Уголь — его сегодняшний и завтрашний день. Сотруднику промышленного отдела надо знать об угле все… Одним словом, подумайте…

Раздумывать я не стал.

В гостиницу возвращался в состоянии гордой приподнятости. В голове вертелись слова редактора: «Второе рождение бассейна». Это звучало патетически, но абстрактно. Я еще ничего не знал о существе этих слов. И прежде чем узнать о втором рождении, следовало хорошенько вникнуть в историю «первородства».

Никакой серьезной литературы по этому вопросу не существовало. История возникновения и строительства Печорского угольного бассейна жила пока в памяти тех, кто ее создавал. А таких людей в городе еще оставалось немало. Люди, выстрадавшие Воркуту, настоящие борцы, коммунисты ленинской закваски, не торопились расставаться со своим детищем.

В те времена я встречался с очень многими из них — крупными инженерами, учеными, руководителями высокого ранга и малозаметными людьми. Все они по-разному относились к прожитому и пережитому. Но единственное, что их объединяло — это безупречная вера в торжество правды.

Редакция направила меня в качестве специального корреспондента на шахту «Юнь-Яга». Строительство одной из крупнейших шахт бассейна долгое время служило примером бесхозяйственности, образцом того, как не надо вести дело. Достаточно сказать, что за двенадцать лет строительства сменилось одиннадцать начальников и еще больше главных инженеров. Естественно, что при таком положении не могло быть и речи о какой-то разумной технической политике.

В состоянии глубочайшей запущенности принял стройку Николай Петрович Волков. Двенадцатому начальнику было около шестидесяти лет, когда он впрягся в эту трудную «телегу». Я поселился в одной с ним комнате и не переставал удивляться энергии этого немолодого человека, который не покидал строительную площадку по двенадцать и четырнадцать часов в сутки. Поздно вечером он приходил домой, просматривал газеты, готовил ужин. Потом начинались ночные звонки, поскольку строители работали в три смены. Однажды я выбрал самую рядовую неделю и посчитал количество ночных звонков. Минимально их было четыре, максимально — одиннадцать.

Как-то мы провели с Николаем Петровичем целый день под землей, преодолели многие километры крутых выработок. Я дотащился к стволу, выбрался на поверхность и с трудом нашел в себе силы помыться в бане. И когда Волков предложил мне поехать в город, в театр, я не выдержал:

— Вы что, железный?..

Он улыбнулся:

— Когда я был в твоем возрасте и работал горнорабочим на проходке ствола шахты «Капитальная», то на спор поднимал восемнадцать пудов. Воркутинская закваска!

По профессии Волков был авиастроителем, занимал солидную должность на московском авиазаводе, строил первые советские самолеты. Осенью 1935 года он оказался в Воркуте. Был рядовым проходчиком. Потом переквалифицировался, стал горным специалистом, долгое время работал главным инженером крупного шахтоуправления. Когда XX съезд партии все расставил на свои места, Николай Петрович ушел на пенсию и уехал в Москву. А через пять лет ему предложили строить «Юнь-Ягу», и он обрадовался этому предложению.

В одной из откровенных бесед я спросил:

— Николай Петрович, почему вам не живется в столице? Ведь у вас прекрасная квартира, взрослые и благополучные дети, внуков полно… Что же вас тянет в эти неуютные дали?

— А ты не понял?.. Люди! Люди тянут меня сюда… Ты приглядывайся к ним повнимательнее. Это же личности! Начиная от первооткрывателя бассейна до рядового рабочего, который не всегда может понять, какие силы держат его здесь, на краю земли…