Выше неба - [107]

Прикурив сигарету, Анна села к окну и стала наблюдать, как темнота закрывала последние проблески света. Уже слишком поздно идти к Виолетте, поздно для того, чтобы вытащить ее на поиски пропавшего животного. В любом случае, Виолетта была очень внимательна, когда выгуливала своих собак. Если бы Крошка Иисус был поблизости, ее собаки поняли бы это. Наступало самое тяжелое для Анны время суток – сумеречный час одиночества и страха. В последнее время все ее фантазии были сосредоточены на будущем своей внучки: окончание средней школы, колледж, друзья, которых завела бы Флинн. Ухажеры, свадьба Флинн, ее собственные дети. Это, а не вид мертвой девочки угнетало ее больше всего на похоронах Флинн. Все будущее Анны, казалось, стерлось, словно она уже была мертва.

В дверь постучали, и вошла Грета с подносом еды.

– Привет, – сказала Анна.

Подруга села на край кровати и взяла один из повествующих о кинозвездах журналов. Каждый вечер, после того как укладывала Лили, Грета приходила к ней в спальню. Иногда проходил час или два, прежде чем кто-то из них заводил разговор. Обычно Грета, когда чувствовала, что Анне не хочется разговаривать, читала или шила. Больше всего Анна ценила, что подруга не пыталась вытащить ее куда-либо, не настаивала на том, чтобы та поела, или, Боже упаси, не пыталась ее развеселить. Только однажды она дала Анне совет:

– Тебе стоит попытаться поплакать. Это поможет. Анна согласилась, но она боялась, что если начнет плакать, то уже никогда не сможет остановиться. Анна заглянула под фольгу на тарелке:

– Лазанья?

– Конечно, – сказала Грета и тихо рассмеялась. – Уже пятая на этой неделе.

– Везде еда скорби. – Анна снова накрыла еду. – У людей добрые намерения. Я действительно ценю это. Чем все занимаются внизу?

Грета подняла глаза:

– Джек организует стол и убирается. Марвин и Стюарт все еще висят на телефоне. Я думаю, звонят в Болонью.

– Удачно? – Анна развернула фольгу на тарелке, съела кусочек лазаньи и положила вилку. У Марвина было задание найти Поппи. Она знала, что для него это хорошо: хорошо иметь задание, которое отвлекает, по крайней мере, на час или два. Стюарт немного говорил по-итальянски, поэтому выступал как переводчик. – В любом случае, думаю, что она живет в Лондоне. Почему они звонят в Италию?

– Не знаю. Кто-то сказал им, что она там.

– Что же это такое? Как я родила такую дочь? Она настоящее несчастье. Почему Бог не внушил ей навестить дочку хотя бы однажды или хотя бы позвонить на Рождество или в день рождения? Почему она не дала ребенку хоть малейший повод ждать звонка и остаться в живых? Сучка. Я бы убила ее, если бы смогла. Я бы выстрелила ей прямо в сердце за то, что она сделала.

– Анна… – заговорила Грета, положив журнал.

– Флинн никогда не переставала спрашивать, вернется ли Поппи домой. Если бы она звонила, пусть даже раз или два в год. Если бы хоть как-то давала о себе знать, моя девочка была бы сейчас жива.

Грета дала ей высказаться, а потом тихонько сказала:

– Поппи бы не смогла ничего сделать с тем, что совершила Флинн. Она не виновата. И конечно же, ты это знаешь. – Она налила бокал скотча и протянула его Анне. Анна сделала большой глоток и глубоко вздохнула:

– Тебе совсем не нужно оставаться со мной, Грета. Я ужасна. Со мной невозможно находиться рядом.

– Я знаю, – кивнула Грета. – Но все в порядке. Я не против. Злость – это хорошо.

Анна отпила еще скотча и взяла телефон с ночного столика. Она услышала, как Стюарт говорил по-итальянски, а Марвин бодро бормотал сквозь шипение и треск помех. Она повесила трубку.

– Я хотела позвонить Виолетте, – сказала Анна.

Грета оторвала глаза от выкройки стеганого одеяла, которую рассматривала:

– Что-нибудь нужно? Что я могу для тебя сделать?

– Я хочу вернуть собаку. Мне нужна эта глупая, слюнявая собака. Это нечестно. Я прошу всего лишь собаку. – Анна села рядом с Гретой и взяла собранный из кусочков квадрат одеяла. Оно было светлое, с аппликацией кролика. – Это для Лили?

– Нет. – Грета опустила глаза и покраснела. Анна недоверчиво посмотрела на подругу:

– Невероятно. Ты не говорила мне, что с кем-то встречаешься.

Грета покачала головой.

– Нет. Конечно, нет, – сказала она и положила руку себе живот. – Но я надеюсь. Я хочу еще одного ребенка. Я думала, ты знаешь. Это то, чего я всегда хотела. Ничего не изменилось.

Анна кивнула:

– Ничего не изменилось. Ты счастливая. Считай себя счастливой.

Грета сложила работу в пакет для шитья:

– Прости, Анна. Мне не пришло в голову, что ты заметишь, чем я занимаюсь. Я не хотела тебя задеть.

Анна открыла бутылку минеральной воды:

– Нет. Все нормально. Не извиняйся.

Она посмотрела на часы. Девять. Приступать к чтению журналов слишком рано, к полуночи ничего не останется. Она уже прочла все последние статьи и знала о Дженнифер Энистон и Брэде Питте больше, чем любой подросток. Ей пора переходить на журналы для домохозяек и садоводов, хотя это было рискованно. Только голливудские новости казались безопасными, отдаленными от обычной жизни.

Вдень, когда хоронили Флинн, шел дождь. Было достаточно тепло, и снег растаял. Маленькая часовня на окраине города оказалась прелестной, милой и заброшенной, как и все церкви маленьких городов. Они с Марвином вернулись туда позже и просто сидели вдвоем в темном помещении; утренний свет пытался прорваться сквозь оконные витража.