Высадка в Нормандии - [220]

«Мирная жизнь будет очень скучной, – написал в дневнике эгоистичный генерал Паттон после победы в Нормандской кампании. – Ни ликующих толп, ни цветов, ни личных самолетов. Убежден, что лучший конец для офицера – это погибнуть от последней пули, выпущенной на войне»[284]. Ему следовало бы вспомнить знаменитое высказывание герцога Веллингтона о том, что «величайшим после поражения несчастьем является победа».

Накал боев в Северо-Западной Франции не подлежит сомнению, и, хотя советская пропаганда относилась к ним свысока, они вполне сравнимы с боями на Восточном фронте. За три летних месяца вермахт потерял на Западе около 240 000 человек, а еще 200 000 попали в плен к союзникам. Англо-канадско-польская 21-я армейская группа потеряла 83 045 человек, а потери американцев составили 125 847 бойцов. Союзные ВВС потеряли 16 714 человек погибшими и пропавшими без вести.

Не менее яростными были послевоенные склоки между союзными генералами, спорившими о том, кто больше сделал для победы и на ком лежит вина за потери. Едкий критик человеческой мелочности фельдмаршал сэр Алан Брук вряд ли был этим удивлен. Он уже писал об июньской сваре между высшими офицерами ВМС: «Поразительно, сколь мелочными становятся люди, когда дело доходит до вопросов старшинства».

В самом центре послевоенных «разборок» оказался Монтгомери. Причиной стали его абсурдные претензии на то, что победа стала возможной лишь благодаря его грамотному командованию. Он считал себя фигурой, равноценной герцогам Мальборо и Веллингтону, и намеренно очернял своих американских коллег, всячески умаляя их заслуги. Он едва ли не в одиночку сумел настроить большинство высших американских командующих в Нормандии против англичан в тот самый момент, когда Британия стремительно теряла былую мощь. Его поведение стало настоящей дипломатической катастрофой. Какими бы ни были в конце 1944 г. его доводы относительно планировавшегося вторжения в Германию, Монтгомери наделал кучу ошибок. Он также постоянно провоцировал командование Королевских ВВС, которое возмущалось его вечными обманами во время нормандской операции еще больше, чем американцы.

Обычно сдержанный Эйзенхауэр не пожелал простить Монтгомери его послевоенные заявления. «Во-первых, он психопат, – взорвался Эйзенхауэр в одном интервью 1963 г.[285]. – Не забывайте об этом. Он невероятный эгоист, который думает, будто все, что он делает, он делает безупречно и никогда не ошибается». По грустной иронии, Монтгомери сам бросил тень на свои несомненные достоинства и на самопожертвование своих солдат, сдержавших натиск значительной массы немецких танковых соединений, столкнувшихся заодно с наибольшей концентрацией 88-мм противотанковых орудий.

И во время изнурительных боев, которые вели войска Монтгомери, и во время кровавой мясорубки, через которую прошли американские войска в бокаже, серьезной проблемой была ужасная погода. Все же и англичане, и американцы очень недооценили стойкость и дисциплинированность вермахта. Частично причиной этого, в свою очередь, стала недооценка эффективности нацистской пропаганды, внушившей немецким солдатам, что поражение в Нормандии будет означать гибель всей Германии. Солдаты, особенно эсэсовцы, считали, что поражение будет означать потерю всего – ведь их армия уже дала союзникам более чем достаточно поводов для ненависти.

Битва за Нормандию действительно пошла не так, как предполагалось в планах, но даже самые суровые критики не отрицают ее успеха, пусть он и не был полным. Не следует забывать и о том, что могло бы произойти в случае провала рискованной высадки в день «Д», если бы флот попал в сильный шторм, которые часто бывают в середине июня. Красная армия могла бы дойти не то что до Рейна, но и до самой Атлантики, а значит, и послевоенная карта, и история Европы были бы совсем иными.

Благодарности

Есть старая шутка о том, что собирательное название для людей моей профессии – это словосочетание «вредители исторической науки». На основании своего опыта могу сказать, что это совершенно не относится к историкам Второй мировой войны. Проведя много месяцев в одиночестве в зарубежных архивах, начинаешь понимать, как важно иметь возможность обсудить источники и теории с теми, чье мнение и опыт ты ценишь. С годами поддержка коллег и друзей становится поистине неоценимой.

Лет десять назад, когда я все еще был занят Восточным фронтом, покойный Мартин Блюменсон впервые предложил мне обратить внимание на нормандскую тематику. Его тоже интересовало сравнение войны между нацистской Германией и Советским Союзом с кампанией в Северо-Западной Европе. Сэр Макс Гастингс был невероятно щедр в предоставлении материалов и давал мне отличные советы. Профессор Тэйми Дэвис Биддл из Военного колледжа Сухопутных войск США дал мудрые советы по вопросам воздушной войны и предоставил мне книги, документы и ксерокопии. Джеймс Холланд также одолжил множество книг и материалов из его собственных интервью. Себастьян Кокс, глава отделения истории воздушной войны Министерства обороны Великобритании, – еще один из того круга друзей, с которыми мы за обедом любим побеседовать на военную тематику. Многие другие историки тоже помогли мне советом и материалами. В их числе Рик Аткинсон, профессор Майкл Берли, профессор М.Р.Д. Фут, профессор Дональд Л. Миллер, Клод Кетель и Никлас Зеттерлинг.