Вырванные Cтраницы из Путевого Журнала - [25]

Зачем, — удивился я. — Почему?

На этот, бесспорно, разумный вопрос — тогда я еще ничего не знал — ответ был дан незамедлительно.

Варварская обязанность Эймона оставила открытый фрагмент черепной коробки, образовав круглое отверстие там, где раньше была кость. Внутри легко просматривалось извилистое мясо бело-розового мозга, выглядывающее из-под рваных кусков защитной дермы. Крови почти не было видно, хотя другая прозрачная жидкость выступала коротким, но обильным потоком из раны, в которой я мог только заподозрить спинномозговую жидкость. Я дрожал, наблюдая вместе с остальными; далее Эймон погрузил лезвие ножа вертикально в незащищенное серое вещество по самую ручку.

К тому времени я уже думал, что заключенный мертв, но после того, как нож вонзился в него, распростертое тело очень быстро напряглось, согнулось вверх, а затем обмякло.

Из толпы наблюдателей послышался длинный, но приглушенный:

— Аххххххххххх…

Теперь глаза Эймона горели так же, как у убийцы, но не злобой, а возмездием; и именно эти глаза осматривали круг притихших зевак. Затем последовал сигнал: понимающий кивок. От человеческого круга отделились только мужские особи, чтобы слиться в змееподобную линию позади Эймона за (и простите за каламбур) «головой» страдальца.

Это предчувствие «покалывания» моих рук, которое преследовало меня весь день, теперь охватило все мое существо так, что я чувствовал электрические разряды по всему телу. Потому что, видите ли, то, что последовало за этим, может быть переведено только как молчаливое, размеренное, целенаправленное и очень кумулятивное безумие.

Я должен тщательно подбирать слова.

Самая красивая из женщин, наблюдавших за происходящим из круга (одновременно, заметьте, как бы машинально), сняла с себя свой скудный (а в некоторых случаях почти несуществующий) наряд, чтобы стоять с дикими глазами, потея и совершенно голая в свете костра. Это безнравственное зрелище привлекло мое внимание всецело, как, подозреваю, привлекло бы любого нормального мужчину. Соски, торчащие, как пробки, из молодых, тяжелых грудей, аккуратный, соблазнительный живот, подтянутые, жеребячьи ноги и обильно покрытый нежными волосами лобок — это яркое и мощное зрелище было тем, что завладело моим вниманием; я сглотнул от визуального восторга и начал обильно потеть вокруг воротника. Но фигура, к которой мои глаза были всецело прикованы, была фигурой уникально красивой альбиноски, мои чресла сжались в плотной, сексуально голодной дрожи. Она была сладострастным призраком, песней сирен страны теней с ее бледной и странно блестящей кожей, и головой, полной акинских волос, цвета анемичной крови, припорошенных белизной, которая была бледной и блестящей одновременно. Ее тело расцвело, как спелый плод. Она снова посмотрела на меня, приглашающе ухмыляясь, но стояла так, как будто ее намерение было нагло выставить свое тело для демонстрации очереди мужчин позади Эймона. Я понял, что не ошибся, когда заметил, что все упомянутые мужчины разглядывают этих обнаженных чародеек, их глаза сверкают, а мысли явно кипят от злости. Была ли это какая-то парахроническая оргия друидов или освещенный луной Джубал плодородия, как те слюнявые тотемистические обряды, которые происходили 5 тысячелетий назад во имя Матери-Земли? Могло ли нечто столь архаично-вакхическое каким-то образом сохраниться до наших времён здесь?

Нет. Это было нечто совершенно иное. Что-то более методичное, но тем не менее таинственное и безмерно осязаемое.

Что-то такое, чего никогда не смогли бы состряпать мои самые страшные кошмары.

Наконец, моя воля взяла верх над мучительной похотью в моем сердце, и я заставил себя отвести взгляд от знойного скопления обнаженных женщин, чтобы посмотреть…

Боже, я едва могу вспомнить происходящее…

То, что я видел, проще сказать прямо, и это было так: Эймон совокуплялся с головой мертвеца.

Да.

Его рабочие штаны были спущены до лодыжек, большие руки держали уши покойника, бедра…

…двигались туда-сюда.

Следовательно, функция непостижимого разреза, состояла в том, чтобы сделать правильный выход для…

Полового акта.

Как бы ужасно это ни было, я сфокусировал свое зрение на области (за неимением лучшей терминологии) казни и отчётливо мог видеть блестящую эрекцию Эймона, входящую и выходящую из мозга приговоренного. Сначала движения были медленными, потом они стали быстрее и сильнее. Каждый ужасный толчок бросал взгляд Эймона на одну из обнажённых женщин, без сомнения, чтобы поддержать необходимый уровень возбуждения для этой в конечном счете неприятной задачи. Лицо Эймона начало напрягаться, глаза заплыли, бедра колотили по макушке осужденного быстрее, сильнее, неистовее. Все, что было слышно, это приглушенные удары таза о голову и синхронные влажные шлепки.

Именно тогда кто-то сказал:

— Кончи ему…

Затем последовало более громкое заявление:

— Кончай, Эймон!

Еще один голос, еще громче:

— Братец, суй «петуха» на всю длину!

Затем раздался женский голос, наполовину визжащий:

— Еби его мозги, Эймон!

Затем раздался самый громкий голос из всех, что я слышал до сих пор, голос старейшины:

— ИИИЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ-хаааа! Устрой ему Головач, сынок!