Вырастая из детства - [37]
И тогда она предложила назвать девочку Мариной. Все очень удивились. Вокруг не было ни одной Марины. Имя «Марина» для того времени было чересчур экстравагантным. Все опять стали спорить, а мама сказала:
– Марина – означает «морская». А у нашей девочки глаза – как два моря… Посмотрите!
Все посмотрели – и тут же согласились. Так у нас появилась Марина, которую я стала называть ласково Мариша, или Маришка, а Фёдор называл её Масиком.
Маришка была таким лучезарным, обворожительным ребёнком, со своими голубыми глазищами и беленькими кудряшками на макушке, она была похожа на ангелочка со старинной открытки, и Фёдор вскоре забыл о том, что мечтал о сыне. Он своего Масика просто обожал! Он закатил настоящее пиршество в честь её рождения. Пришло множество гостей, набилась полная квартира, составили несколько столов, брали у Мишкиной мамы дополнительную посуду и стулья, бабушка наготовила много разной еды, напекла пирогов, все пили вино и пели песни, и говорили бесконечные тосты за здоровье мамы и маленькой Маришки. Бабушка бегала с блюдами и тарелками из кухни в комнату и обратно…
А я сидела в соседней комнате и укачивала в бело-голубой коляске свою чудесную голубоглазую сестрёнку, которая из-за шума в квартире никак не могла уснуть…
СЛЁЗЫ ПО НОЧАМ
Маришку поселили в нашу комнату, где спим мы с бабушкой. И теперь мы с бабушкой почти не спим, потому что Маришка часто плачет по ночам.
…Комната озарена красным светом ночника… бабушка поит Маришку сладкой водой из маленькой бутылочки… а Маришка всё равно никак не засыпает и всё плачет, и плачет своим тоненьким голоском, разрывая мне сердце…
Бабушка устало качает коляску и напевает про серого волчка… я накрываю голову подушкой и безуспешно пытаюсь уснуть…
ВЫШИВАНИЕ КРЕСТИКОМ
Лето. Я люблю сидеть утром на нашем узеньком балконе, парящем над двором, и вышивать. Пока не развернулось в эту сторону палящее солнце. Пока здесь свежо. Я люблю эти часы утренней прохлады…
Я люблю вышивать крестиком. Бабушка меня давно научила. Она мне подарила большие круглые пяльцы, и сейчас я вышиваю «Кота в сапогах». Я с наслаждением накладываю крестик за крестиком, мне нравятся яркие разноцветные нитки и нравится их необычное название – «мулине».
А по прутьям балкона вьются вьюнки… Голубые, розовые и лиловые граммофончики раскрываются прямо у меня на глазах… Я люблю их нежный запах… такой сладкий и немного грустный…
А тут и Киня вышла ко мне на балкон, замурлыкала мне свою песенку… Пахнут вьюнки, мурлычет у моих ног Киня, и в эту минуту я чувствую себя совершенно счастливой…
Столько лет прошло с того лета! Но стоит мне услышать нежный запах вьюнков, как тут же вспоминается наш узенький балкон, парящий над двором, круглые пяльца в моих руках, мурлыкающая кошка у моих ног и ощущение безотчётного, совершенного счастья…
ЖЁЛТАЯ АКАЦИЯ
Я помню, помню её сладковатый вкус!… Как не помнить?
Жёлтой акацией зарос весь наш двор… Там, где не асфальт – там жёлтая акация. Когда акация цветёт, мы обрываем и едим её сладковатые жёлтые цветочки. Это наше дворовое бесплатное лакомство.
А потом на ветках зарождались свеженькие зелёные стручочки. О, это было самое звонкое время во дворе! Все делали из этих стручков свистульки, у каждого изо рта торчала эта зелёная свистулька, и все свистели непрерывно… на разные лады… У каждого стручка оказывался свой голос. Были среди наших ребят большие мастера этого дела. Кто-то такие рулады выдавал!… Но у меня почему-то не очень получалось.
А потом стручки засыхали, довольно скоро на таком палящем солнце. Они становились коричневыми, скрюченными… И всегда было жалко, что всё так быстро проходит – от цветов до сухих, чёрных стручков… Было грустно.
СТАРЬЕВЩИК
В моём детстве ещё были старьевщики. По дворам ездила лошадка, запряжённая старой, скрипучей телегой, заваленной доверху всяким тряпьём, и старик-старьевщик хрипло кричал… Что он кричал?… Ну, чтобы жильцы несли ему ненужное старьё.
И мы, дети, бежали к своим мамам и бабушкам выпрашивать какую-нибудь старую кофту, или юбку. Ну, хоть что-нибудь! И тащили свою добычу старьевщику. И он с удовольствием всё брал. А в награду давал нам прыгучие, яркие мячики на резинке. Мячики были из разноцветной, блестящей бумаги, опутанные для прочности толстой, грубой ниткой, а внутри набиты ватой и крошечными лоскутками. Очень простая, но очень желанная игрушка моего детства. Мы эти мячики просто обожали!
И вот, мальчишки и девчонки нашего двора несколько дней ходили с весёлыми, пёстрыми мячиками, прыгающими на упругих резинках. А потом резинки рвались, и мячики куда-то укатывались…
А куда уезжал старьевщик со своим добром, и зачем оно ему было нужно, нам было неведомо. Это была загадка, которая так и осталась неразгаданной…
А ЕСЛИ БЫ ЭТО БЫЛА ПУСТЫНЯ?
Были с мамой в кино. Смотрели «Последний дюйм».
Удивительная история про мальчика и его отца-лётчика. Про то, как они вдвоём летали на маленьком самолёте на пустынный берег океана. И там отец делал подводные съёмки акул, и акулы его очень сильно поранили. И мальчику, чтобы спасти отца, надо было поднять в воздух самолёт и долететь до города… И он долетел! И надо было посадить самолёт на ночном аэродроме – это было самое трудное. Даже взрослые, опытные лётчики иногда разбиваются при посадке. С этого как раз начинался в фильм – с того, что разбился при посадке какой-то лётчик. Так что последний дюйм – он самый трудный и опасный… Но мальчик справился и с этим! Он посадил самолёт. Он спас своего отца.
Первая книга трилогии «Побережье памяти». Москва, конец шестидесятых – начало семидесятых годов. Молодая девушка из провинции оказывается в столице. Книга о том, как не потеряться в толпе, как найти себя в этой жизни. И вместе с тем – об удивительных людях, помогающих определить свою судьбу, о великой силе поэзии, дружбы и любви.
Отрочество. И снова предельная искренность, обнажённость души. Ценность и неповторимость каждой жизни. Мы часто за повседневными заботами забываем, что ребёнок – не только объект для проверки уроков и ежедневной порции нравоучений. Чтобы об этом задуматься, очень полезно прочитать эту книгу.Воспоминания подобраны таким образом, что они выходят за рамки одной судьбы, одной семьи и дают нам характерные приметы жизни в нашей стране в 60-е годы. Те, кому за 50, могут вспомнить это время и узнать здесь свою жизнь, свои переживания и вопросы, на которые в то время невозможно было найти ответы.
Третья книга трилогии «Побережье памяти». Рассказ о рождении сына, о радостях материнства. О друзьях, поддерживающих героиню в жизненных испытаниях. О творчестве, которое наполняет жизнь смыслом. О том, как непросто оставаться собой в мире соблазнов и искушений. Книга о вере и любви.На страницах романа читатель встретит замечательных людей: Юрия Никулина и Евгения Долматовского, отца Александра Меня и отца Дмитрия Дудко, Ролана Быкова и многих других… Как и два предыдущих романа трилогии, так и третья книга являются сплавом прозы и поэзии, лирики и драматизма.
Страшная болезнь – дифтерия… Тяжело больны взрослый сын и маленькая дочь. Как выдержать посланное тебе и твоей семье испытание, не впадая в отчаяние и безнадёжность? Как научиться замечать тех, кто рядом и кому ещё хуже, чем тебе? С множеством подобных проблем сталкиваются герои этой книги, написанной на пределе искренности, но вместе с тем красочно, живо и поэтично. Это книга о том внутреннем свете любви, ни одна искорка которого не пропадает напрасно.
Вторая книга трилогии «Побережье памяти». Волнующий рассказ о людях семидесятых годов 20 века – о ярких представителях так называемой «потаённой культуры». Художник Валерий Каптерев и поэт Людмила Окназова, биофизик Александр Пресман и священник Александр Мень, и многие, многие другие живут на этих страницах… При этом книга глубоко личная: это рассказ о встрече с Отцом небесным и с отцом земным.
Эта необычная по жанру книга, посвящённая психологическим проблемам семьи, читается как увлекательная повесть. На реальном житейском материале здесь рассматриваются отношения между детьми и родителями. Особенное внимание уделено сложностям воспитания детей с большой разницей в возрасте. Читатель найдёт здесь множество ситуаций из современной жизни, осмысление которых помогает творческому человеку ориентироваться в лабиринте семейной педагогики.Мария Романушко – автор нескольких стихотворных книг, а также повестей и рассказов, посвящённых детству и творчеству (“Наши зимы и лета, вёсны и осени”, “Побережье памяти”, “Не прощаюсь с тобой”, “Карантин” и пр.).
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.
Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.