Вырастая из детства - [21]
На глазах у мамы блестели слёзы.
– Мамочка, почему ты плачешь?
– От радости.
– Смотри, Лиля, – сказал папа с улыбкой, – как наша доця умеет ценить и наслаждаться!
С того дня – и по сей день. Хочется растянуть, продлить – каждое мгновение жизни…
Этот светлый день, этот щедрый дождь… этот листопад и этот снегопад… этот задумчивый закат… Это лето и эту зиму. Эту осень и эту весну.
Каждый Божий день – продлить, продлить в вечность…
Детство сына. Детство дочери. Смех друзей… Ласковый взгляд любимого. Цветок в вазе…
Не люблю, когда что-то кончается.
Люблю, когда длится и длится…
КРАХМАЛЬНАЯ ОСЕНЬ
Отец привёз откуда-то из деревни много картошки. Целых два мешка!
Мы теперь каждый день едим дранники. Это очень вкусно.
Три раза в день бабушка трёт (дерёт!) картошку на железной тёрке и жарит картофельные дранные оладушки на подсолнечном масле. Но бабушка опасается, что мы не успеем съесть всю картошку, и она промёрзнет и станет сладкой, невкусной и попросту сгниёт.
Чтобы добро не пропало, бабушка решила сделать из картошки крахмал. Так, по крайней мере, картошка не пропадёт, и мы будем варить зимой кисели.
Везде, повсюду в доме – крахмал… белый, скрипучий, рассыпчатый…
Бабушка трёт картошку на тёрке, выжимает серую кашицу через марлю и ставит картофельный сок в мисках и кастрюлях повсюду в доме – на выпаривание…
Когда вода испарится – на дне посуды остаётся голубоватый крахмал. Сначала он влажный и плотный, мне нравится его щупать, он такой нежный… на гладкой поверхности остаются отпечатки моих пальцев… А потом крахмал окончательно высыхает, становится серебристо-белым и начинает противно скрипеть в пальцах… У меня от этого скрипа – мурашки по коже…
Странно: я не помню киселей в ту зиму. Для киселя ведь мало крахмала, нужен ещё какой-нибудь фрукт, или сироп. Ну, хотя бы что-нибудь. А ничего не было.
Так что крахмалом этим бабушка затарилась на долгие годы…
«МУЖЧИНА СПЕШИТ»
Осенний вечер. За окном – густая тьма…
Свет в доме вырубили. На кухне горит свеча, таинственные тени пляшут на стенах…
Я сижу за столом и смотрю на свечу…
Шумит примус… Бабушка жарит на ужин всегдашние дранники. У неё падает на пол нож… Она говорит:
– Мужчина спешит.
– Почему? – спрашиваю я.
– Примета такая, – говорит она. – Если что-то упало – значит, к нам кто-то спешит. Если упал нож – значит, спешит мужчина.
И в тут же – раздаётся стук в дверь!
Бегу к двери по тёмному длинному коридору…
Открываю.
Пришёл отец!
Радостно повисаю у него на шее…
А бабушка в ту минуту кажется мне доброй волшебницей: она как будто бы наколдовала папу!
Вот такой, казалось бы, незначительный эпизод. Зачем, спрашивается, его помнить, зачем его вспоминать? Что в нём такого особенного?
Но почему-то всю жизнь, с того осеннего вечера, стоит мне что-нибудь уронить на пол, и если это – предмет мужского рода, я тут же слышу голос моей любимой бабушки (которая давно на небесах), и бабушка говорит убеждённо: «Мужчина спешит».
И я, как по мановению волшебной палочки, мгновенно оказываюсь в тёмной кухне, на окраине Оренбурга пятьдесят пятого года прошлого века, где горит свеча, где на стенах пляшут таинственные тени… где уютно шумит примус, и вкусно пахнет дранниками… И у бабушки из рук падает на пол нож… и раздаётся стук в дверь… и я опять бегу по тёмному коридору… И на пороге стоит мой отец!
Ощущение чуда, волшебства так и не умирает во мне… Хотя мне давно не пять лет.
Когда-то я сделала изумившее меня открытие, что моё будущее было зашифровано в событиях моего детства. А потом сделала ещё одно открытие: оказывается, моё прошлое зашифровано в моём настоящем. Вот в таких, казалось бы, мелочах, как этот падающий на пол нож… И я, пятилетняя, опять бегу по тёмному коридору… и вновь на пороге стоит мой отец!
Так что это вовсе не маленький, незначительный эпизод, это – КЛЮЧ.
На самом деле Прошлое никуда не ушло – оно здесь, рядом. Постоянно рядом со мной находится невидимая дверь в него. И множество заветных ключиков от этой чудесной двери хранит моя память…
УХОД ОТЦА
Чёрная степь за окном… Поздняя осень, ноябрь, самое мрачное время года.
Стою на стуле у окна и смотрю в степь… Там ничего нет, кроме грязи и мрака, но я всё равно люблю смотреть в окно… Лагерная вышка устало подпирает тяжёлое, серое, низкое небо… Какая-то одинокая птица низко летит, тяжело взмахивая отсыревшими крыльями…
В комнату заходит отец. Он в пальто и шляпе, в руках у него небольшой чемодан. Он подходит ко мне и, ничего не говоря, целует меня. На мою руку падает его слеза – и обжигает мне сердце… Мой папа плачет! Я хочу ему что-то сказать – и не могу, горло перехватывает спазм.
Отец поворачивается и идёт к двери… Идёт медленно, тяжело, ссутулившись…
У двери, как два молчаливых изваяния, стоят мама и бабушка. Отец на мгновение приостанавливается и взглядывает на маму. Но она не смотрит на него. Она смотрит куда-то в пространство… Всё происходит в полном молчании. Никто не сказал друг другу ни слова.
И, не оглянувшись на меня, отец выходит из комнаты…
Вот и всё.
И я понимаю, что он ушёл навсегда.
НАВСЕГДА.
Он ушёл. А мама грустно сказала: «Разбитую чашу не склеишь…»
Первая книга трилогии «Побережье памяти». Москва, конец шестидесятых – начало семидесятых годов. Молодая девушка из провинции оказывается в столице. Книга о том, как не потеряться в толпе, как найти себя в этой жизни. И вместе с тем – об удивительных людях, помогающих определить свою судьбу, о великой силе поэзии, дружбы и любви.
Отрочество. И снова предельная искренность, обнажённость души. Ценность и неповторимость каждой жизни. Мы часто за повседневными заботами забываем, что ребёнок – не только объект для проверки уроков и ежедневной порции нравоучений. Чтобы об этом задуматься, очень полезно прочитать эту книгу.Воспоминания подобраны таким образом, что они выходят за рамки одной судьбы, одной семьи и дают нам характерные приметы жизни в нашей стране в 60-е годы. Те, кому за 50, могут вспомнить это время и узнать здесь свою жизнь, свои переживания и вопросы, на которые в то время невозможно было найти ответы.
Третья книга трилогии «Побережье памяти». Рассказ о рождении сына, о радостях материнства. О друзьях, поддерживающих героиню в жизненных испытаниях. О творчестве, которое наполняет жизнь смыслом. О том, как непросто оставаться собой в мире соблазнов и искушений. Книга о вере и любви.На страницах романа читатель встретит замечательных людей: Юрия Никулина и Евгения Долматовского, отца Александра Меня и отца Дмитрия Дудко, Ролана Быкова и многих других… Как и два предыдущих романа трилогии, так и третья книга являются сплавом прозы и поэзии, лирики и драматизма.
Страшная болезнь – дифтерия… Тяжело больны взрослый сын и маленькая дочь. Как выдержать посланное тебе и твоей семье испытание, не впадая в отчаяние и безнадёжность? Как научиться замечать тех, кто рядом и кому ещё хуже, чем тебе? С множеством подобных проблем сталкиваются герои этой книги, написанной на пределе искренности, но вместе с тем красочно, живо и поэтично. Это книга о том внутреннем свете любви, ни одна искорка которого не пропадает напрасно.
Вторая книга трилогии «Побережье памяти». Волнующий рассказ о людях семидесятых годов 20 века – о ярких представителях так называемой «потаённой культуры». Художник Валерий Каптерев и поэт Людмила Окназова, биофизик Александр Пресман и священник Александр Мень, и многие, многие другие живут на этих страницах… При этом книга глубоко личная: это рассказ о встрече с Отцом небесным и с отцом земным.
Эта необычная по жанру книга, посвящённая психологическим проблемам семьи, читается как увлекательная повесть. На реальном житейском материале здесь рассматриваются отношения между детьми и родителями. Особенное внимание уделено сложностям воспитания детей с большой разницей в возрасте. Читатель найдёт здесь множество ситуаций из современной жизни, осмысление которых помогает творческому человеку ориентироваться в лабиринте семейной педагогики.Мария Романушко – автор нескольких стихотворных книг, а также повестей и рассказов, посвящённых детству и творчеству (“Наши зимы и лета, вёсны и осени”, “Побережье памяти”, “Не прощаюсь с тобой”, “Карантин” и пр.).
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.