Выпьем за прекрасных дам - [20]
— Эй, Эрмессен де Капулет! Грасида Сервель! Выходите, — крикнул внутрь камеры тюремщик, явно не собираясь заходить. — Давайте-ка наружу, с вещами. Все с собой хватайте, будет у нас великое переселение.
Никакого движения.
— Я кому сказал? Спят они там, что ли? Бабы, кто будет поближе, толкните их там — приказ инквизитора, развести по камерам!
Опять нет ответа. Даже вжиканье веника о пол затихло. Наконец прозвучал недовольный старушечий голос:
— Ну давайте же, на Эрмессен, не кобеньтесь вы, Бога ради. Нас всех в беду введете…
И другой голос — глубокий, что называется, грудной — отозвался из самого дальнего угла, из-за простынной занавески:
— Вставай, Грасида, вставай, дочь. Не бойся их. Ради бедных женщин и ради наших душ пойдем и примем все, что они нам приготовили…
— Но-но! — Фран сердито грохотнул по прутьям решетки связкой ключей. — Полно страху-то на девку нагонять! Ничего вам еще не приготовили, приехали отцы инквизиторы вас как следует расспросить — всего и делов, а ты уже мученицу из себя строишь, глупая баба!
Даже не удостоив каталонца взглядом, к решетке стремительно приблизилась — Антуан взглянул и внутренне ахнул — стройная, статная женщина. Такой тип красоты был ему известен — очень живое лицо, может, и не слишком правильное — длинноватый нос, чересчур высокие скулы — но настолько гармоничное, что кажется потрясающе красивым. Сколько ей лет? Тридцать? Больше? Непонятно; но такой возраст называется попросту расцветом женской красоты. К тому же роду красавиц принадлежала и самая прекрасная Антуанова односельчанка — некая Гильеметта Пастушка, постоянная Апрельская Королева весенних поселянских игрищ, на которую каждый мальчишка, когда входил в возраст, хоть раз да и оглядывался на улице. Фигура женщины была по самую шею плотно закутана в толстую грубую ткань — не то черное, не то темно-серое платье-балахон, слишком грубое для ее чистой и светлой кожи. Одна рука, тонкая и сильная, запахивала еще какую-то верхнюю тряпку, вроде плаща. Ну и закуталась женщина в апрельский-то день… Хотя в тюрьме, конечно, холодней, чем на улице, да и сыровато.
Женщина вскинула огромные глаза — темные, как у Франа, обведенные тенью. Из-под черного платка не было видно ни прядки волос, но Антуану сразу подумалось, что волосы у нее — черные, блестящие. И длинные, наверное, как настоящий плащ… Она мельком пробежала по лицу юноши взглядом, чуть скривила губы — и остановилась на Гальярде, обжигая его ледяным презрением. Тот и бровью не повел, в отличие от Антуана, которому было невесть чего заранее стыдно. Может, того, что они живут в мире, где одни люди запирают других — даже женщин — под замок в вонючие камеры?
— Вы — Эрмессен де Капулет, взятая по подозрению в колдовстве?
— Да, это мое имя. — Она отвечала так, будто делала одолжение.
— Судя по фамилии, вы дворянка?
— Если бы я была дворянкой, что с того?
— Я не играю с вами в вопросы, Эрмессен де Капулет. Я следователь инквизиции, и спрашиваю вас, дворянка ли вы.
— Ответь я «да», это изменило бы ваше или мое положение?
— Хорошо, допросом займемся позже, — Гальярд отвернулся и отступил на шаг, освобождая женщине проход. — Фран, проведите подозреваемую в камеру. Дочь моя, взяли ли вы свои вещи?
— О моих вещах, господин инквизитор, вам лучше будет спросить вашего друга тюремщика. Или вашего друга сержанта… как бишь его там звали… Достойного человека и католика.
— Все врет, — пробормотал Фран, наливаясь краской. — Ничего при ней не было, кроме тряпья, что на ней! Как доставили, так и посадил. Давай, пошла, — грубо прикрикнул он на Эрмессен, скрывая раздражение. И даже протянул руку — подтолкнуть ее; Антуан почувствовал краткий прилив возмущения — нельзя так с женщиной! — но та позаботилась о себе, ловко уклонившись от руки тюремщика и выходя вперед.
— Я пойду сама, мой неизменно любезный страж. Указывайте дорогу, солдат.
Одноглазый охранник — Ферран? Марти? — молча указал ей место перед собой. Он чувствовал, что женщина в черном говорит с ним приказным голосом — но ему было, по большому счету, все равно. Еретическая шлюха корчит из себя королеву. Бывает. И не такое бывает. Пороть пока не за что.
Эрмессен уже двинулась по коридору, по-графски высоко держа голову. Товарки из камеры провожали ее сочувственным ропотом; кто-то приблизился было к решетке, даже руку протянул сквозь прутья — но быстренько отскочил, встретившись со взглядом Франа. Эрмессен обернулась через плечо, ища глазами одно конкретное лицо.
— Дочь, может быть, мы больше не увидимся. Будь тверда, и да благословит тебя Бог.
Величественная твердость Эрмессен внушала невольное уважение. Что-что, а держалась она благородно — для женщины, попавшей в тюрьму, быть может, и по ошибке… У Гальярда было такое лицо, будто под нос ему попало что-то очень вонючее. (Вонь ереси, сказал он далекому Гильему-Арнауту, вот что это такое; дай Бог мне ошибиться, но, кажется, с нею уже все понятно… осталось только убедиться. И побороться за ее душу сколь возможно, да, отец).
Та, к кому так церемонно — дочь — обратилась красавица, звук шагов которой уже утихал в направлении лестницы вниз, — уже стояла у выхода, и стояла прямо. Но это была не естественная и величественная прямота ее наставницы: вторая подозреваемая выглядела, будто палку проглотила (было у Антуана в деревне такое словечко…) На голову ниже Эрмессен. Совсем девчонка, как посмотреть — лет шестнадцать, а то и меньше. Тонкая, какая-то встрепанная, черная, как галчонок, с проблесками рыжины. И глаза галчиные — круглые и вытаращенные. Не то от испуга, не то всегда такая. Девчушка тоже была в темном, каком-то коричневом — но балахон ей явно велик, с чужого плеча, что ли?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие происходит в альтернативном 1980 году, в альтернативных Москве-Риме-Флоренции, которые во многом — но не во всем — совпадают с прототипами. Предупреждение: в этом тексте встречаются упоминаются такие вещи, как гомосексуализм, аборты, война. Здесь есть описания человеческой жестокости. Часть действия происходит в среде «подпольных» католиков советской России. Я бы поставил возрастное ограничение как 16+.Некоторые неточности допущены намеренно, — в географии Москвы, в хронологии Олимпиады, в описании общины Санта-Мария Новеллы, в описании быта и нравов времен 80-х.
Продолжение «Похода семерых». Всего книг планируется три, это — вторая.Дисклеймер: это не седевакантистская книга. Это книга о периоде Великой Схизмы. Мне казалось это самоочевидным, но все же нужно предупредить.
Мир, в котором сверхсовременные технологии соседствуют с рыцарскими турнирами, культом служения прекрасному и подвигами странствующих паладинов.Мир, в котором Святой Грааль — не миф и не символ, но — реальность, а обретение Грааля — высокая мечта святого рыцаря.Легенда гласит: Грааль сам призовет к себе Избранных.Но неужели к таинственной Чаше можно добраться на электричках?Неужели к замку Короля-Рыбака идут скоростные катера?Каким станет Искание для семерых, призванных к поискам Грааля?И каков будет исход их искания?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».