Выносливость - [66]

Четыре года спустя Салазар стал ведущим мировым бегуном на длинные дистанции. Будучи еще студентом в Орегоне, он выиграл Нью-Йоркский марафон в 1980 году, а выйдя на старт на следующий год, установил мировой рекорд — 2:08:13 (позже он был аннулирован из-за неправильно измеренной длины[292] дистанции). Но самым известным выступлением Салазара остается Бостонский марафон 1982 года, где он лицом к лицу соревновался с самонадеянным соперником Диком Бердсли. Любители гонок запомнили это противостояние как «Дуэль на солнце»[293]. Старт в Бостоне в полдень означал, что бежать предстоит при температуре около 18°C под безоблачным небом. Салазар при этом почти ничего не пил — два стакана воды в общей сложности, как и во время своих триумфальных забегов в Нью-Йорке. Соперники не уступали друг другу почти всю дистанцию, а на последних 1,5 км Салазар вырвался вперед (и, как потом писали, последняя попытка Бердсли обогнать его была сорвана из-за мотоциклов и автобусов СМИ, забивших пространство у финишной прямой). Салазара снова пришлось нести в медицинскую палатку сразу после финиша, где ему внутривенно ввели 6 л жидкости.

Знаменитые обмороки Салазара и его привычка не пить до сих пор широко приводятся как доказательство наличия связи между обезвоживанием и тепловым ударом. Однако все не так просто, как кажется. В Фалмуте, где Альберто, несомненно, перенес тепловой удар, дистанция составляла всего 11,2 км, гонка длилась чуть больше получаса, а проблемы у Салазара начались вскоре после середины дистанции. Этот бегун обладал феноменальной способностью потеть (позже лабораторные тесты показали, что он мог выделять с потом 3 л жидкости в час, что крайне необычно[294]), однако потерять за 20 минут столько воды, чтобы это стало опасным для жизни, невозможно. Даже если предположить, что Салазар перед стартом не выпил достаточно и стартовал уже в состоянии легкого обезвоживания, потеря такого огромного количества жидкости за столь малое время не укладывается ни в какие разумные математические расчеты.

При этом уровень обезвоживания после «Дуэли на солнце» был очень высок, и тому имелась причина: Салазар выжимал из себя влагу более двух часов. Учитывая 6 л жидкости, введенной внутривенно, можно предположить, что он потерял почти столько же пота во время гонки. И все же, несмотря на солнце и чрезмерное обезвоживание, у него не было теплового удара. Наоборот: в медицинской палатке сразу после забега у него зафиксировали температуру 31°C[295], что на 5,5°C ниже нормы. Это значение, измеренное оральным термометром, вызвало уже после гонки бурную реакцию спортивных врачей. Поскольку температура тела внутри, измеренная в прямой кишке или ухе, отличалась, скептики утверждали, что на самом деле у Салазара не было переохлаждения. Напротив, у него было сильное обезвоживание, которое привело к уменьшению объема крови, поэтому организм не справлялся с задачей регулирования температуры. Уильям Кастелли[296], главный врач марафона, осматривавший спортсменов на финише (для которого это была синекура параллельно с должностью директора знаменитого долгосрочного проекта — Фремингемского исследования сердца[297]), настаивал на своем: «У него были холодные руки, включая кисти, и голова, — сказал Кастелли. — Может, у него и была высокая температура внутри тела, но он дрожал и покрылся гусиной кожей. Насколько я понимаю, он замерз до смерти». Без машины времени (и ректального зонда) невозможно разрешить спор, однако нельзя полностью исключить вероятность теплового удара.

Такая, на первый взгляд, противоречивая картина — тепловой удар без обезвоживания, обезвоживание без теплового удара, — оказывается, не была случайной. Обезвоживание становится более серьезной проблемой в гонках на длинные дистанции, потому что у бегуна больше времени, чтобы вспотеть; тепловой удар же характерен для более коротких дистанций. Все потому, что температура тела в первую очередь определяется «скоростью метаболизма» — тем, насколько вы разогреваетесь во время бега. В получасовой гонке можно поддерживать достаточно быстрый темп и поднять температуру, даже при отсутствии времени на сильное обезвоживание. Во время трехчасовой гонки в большинстве случаев вы, даже потеряв много жидкости, не выдержите настолько серьезного усилия — достаточного, чтобы довести себя до теплового удара. Однако, как показали первые исследования, подобные тому, в котором участвовал Амби Берфут, при обезвоживании температура тела может немного повыситься. Но самым важным фактором, определяющим температуру внутри тела (помимо погодных условий), остается скорость метаболизма.

Вот почему обезвоживание не сыграло важной роли в процессе Джейсона Стинсона. У Макса Гилпина не было дегидратации, но даже если бы и была, все равно вероятность что-то изменить при помощи выпитой жидкости крайне мала. К несчастью для Салазара, жидкость не помогла и ему. Во время подготовки к Олимпийским играм 1984 года в Лос-Анджелесе, где марафон должен был проходить в жаре и духоте, Салазар работал с группой ученых из Военного исследовательского института экологической медицины США в Натике. С ним были проведены исследования на переносимость жары в климатической камере, у него были взяты анализы крови, а после его отправили во Флориду, дав ему ректальный термометр, с помощью которого Салазар должен был самостоятельно измерять температуру внутри тела на тренировках в жару. Альберто заставили выпить литр воды за пять минут до старта олимпийского марафона и еще почти два литра во время самой гонки. Такое количество жидкости сильно отличалось от того, что Салазар выпивал в своих рекордных забегах в Нью-Йорке и Бостоне при свойственном ему минималистском подходе к гидратации. В результате величайшая надежда американского марафона боролась за пятнадцатое место, почти на пять минут отставая от победителя и на шесть — от своего же рекорда.