Вымирание - [8]

Направившись к магазину, единственному в этом захолустном районе, он только сейчас обратил внимание на одну странность.

Люди вокруг выглядели все, как один, мрачно и угрюмо. В общем-то, в этом не было ничего необычного — как ещё должны выглядеть рядовые работяги ранним утром в понедельник? Или, если уж на то пошло, как вообще должны выглядеть жители этой страны в свете последних событий? Не прошло и месяца, как танки открыли огонь по Белому дому на потеху зрителям CNN, уровень жизни стремительно падал… Оставалось только гадать, какое ещё «представление» устроят власти.

И всё же выражение лиц окружающих озадачило Михаила. Это не просто свидетельства недосыпания или ставшего нормой пессимизма — это болезненность. Бледная кожа, тёмные круги под глазами, отрешённый взгляд… И никто не пытался заговорить друг с другом, даже не смотрел никуда, кроме как себе под ноги.

Открыв дверь магазина, Афанасьев оглянулся на улицу и заметил ещё кое-что.

Сегодня утром народу на улицах определённо было меньше, чем обычно.

«Чёрт, наверное, Женька права — мы вчера напились какой-то дряни. Теперь вот бред всякий в голову лезет», — нашёл единственное логичное объяснение парень и прошёл в торговый зал.

Здесь находилось всего несколько покупателей. Большинство — у кассы, где мрачная продавщица отпускала им товар. Остальные смотрели на витрины с таким видом, будто на дворе снова 1990-й, и кроме чёртового маргарина и одной палки наполовину протухшей колбасы ничего нет.

Михаил занял место в небольшой очереди и, терпеливо дожидаясь, отвлекал себя размышлениями о том, что лучше: много денег и мало товара, как при Горбачёве — или наоборот, как сейчас?

— Чего вам? — бросила продавщица, вернув его в реальность.

Афанасьев никогда не мог представить эту женщину молодой. Он бы скорее поверил, что она уже родилась такой — бесформенной стокилограммовой бабой неопределённого возраста (где-то между тридцатью и семьюдесятью, точнее трудно сказать), нежели что она когда-то была юной и хотя бы чуть-чуть — самую малость — привлекательной.

— Бутылку минералки и пачку «Примы», — ответил Михаил, надеясь, что мысли не отражаются на его лице.

— И всё? — переспросила она.

«Нет, ещё вашу очаровательную крокодилью улыбку», — про себя добавил он, вслух сказав:

— Всё.

Женщина отошла от кассы.

Парень достал бумажник и, опустив голову, принялся отсчитывать мелочь.

Раздался громкий звон разбившегося стекла.

Михаил вздрогнул и, чертыхнувшись, посмотрел на продавщицу, всерьёз опасаясь, что выскажет всё по поводу её неловкости.

Она лежала на полу. Минеральная вода пузырилась среди осколков бутылки.

— Эй! Что…

Он не договорил, краем глаза заметив движение в торговом зале. Резко обернувшись, Афанасьев увидел, как остальные покупатели тоже повалились без чувств и замерли в нелепых позах, словно игрушки с севшими батарейками.

— Какого чёрта? — парень подскочил к ближайшему из них, пожилому мужчине, и потряс его за плечо. — Что с вами? Очнитесь!

Никакой реакции не последовало. Голова деда болталась без малейшего сопротивления.

На улице послышался нарастающий шум. Через мутное стекло витрины Михаил увидел ревущий самосвал ЗИЛ-130, пронёсшийся мимо магазина. Спустя несколько секунд раздался грохот и скрежет металла. Следом показались ещё две машины. ВАЗ-2106 медленно катился вперёд, дёргаясь, как в лихорадке — его размякшего водителя удерживал на сиденье только ремень безопасности. Едва автомобиль окончательно остановился, заглохнув посреди проезжей части, в него сзади, даже не пытаясь притормозить, врезался Иж-«каблук».

Клокотание вырывающегося из треснувшего радиатора пара осталось единственным звуком.

Афанасьев выскочил на улицу.

Все люди в поле зрения неподвижно лежали на земле.

* * *

Леонид опасался, что будет плохо спать ночью, а он чертовски не любил идти на работу не выспавшимся. Гнетущее состояние, когда тебя раздражает всё вокруг и совершенно не хочется ни с кем перебрасываться даже мимолётными репликами, для человека его профессии неприемлемо. Однако он заснул почти сразу, как лёг в постель и не размыкал глаз до самого утра. И пускай первой его мыслью по пробуждению стало воспоминание об умершем коте, мужчина с облегчением осознал, что вполне может сосредоточиться на работе.

Он подумал, что это естественная защитная реакция, помогающая человеку оправиться от потери. В зрелом возрасте он испытывал подобное впервые. О смерти своей бабушки, когда ему было семь лет, Сутурин помнил факты, а не эмоции. Куда больше он переживал развод родителей.

Наскоро позавтракав, Леонид отправился на работу.

По пути он обратил внимание, что горожане непривычно хмуры, а улицы полупустынны — меньше как пешеходов, так и машин. Когда же он добрался до школы, сомнения только усилились. Учащиеся, как всегда, заполоняли коридоры перед началом первого урока, но их тоже было меньше обычного.

И они странно себя вели.

Ни громких разговоров, ни беготни, ни мелких стычек. Все, как один, понуро брели к своим классам с таким видом, словно каждому влепили по двойке в четверти.

В учительской ситуация ненамного отличалась. Коллеги сдержанно здоровались с Леонидом, в том числе улыбчивая преподавательница английского языка, которая, хотя и была замужем, всегда смотрела на Сутурина с интересом. Сегодня же она лишь мрачно кивнула на его бодрое (пожалуй, чересчур бодрое) приветствие. С удивлением Сутурин подумал, что у него настроение лучше, чем у окружающих, а разве не должно быть наоборот? На осторожные вопросы он получал примерно одинаковые ответы: «Голова болит…», «Плохо…», «Не до тебя».