Выхожу на связь - [7]

После недолгого затишья гитлеровцы вновь начали бить по участку Юзефа — на этот раз из ротных и батальонных минометов. Мы укрылись, ожидая начала новой атаки, и снова победа была на нашей стороне — повстанцы удержались на баррикаде. Но потери были тяжелые: сразу выбыло из строя четыре наших товарища. Гитлеровцы же оставили на подступах к баррикаде пять убитых солдат. Раненых они увели.

Трое смельчаков во главе с Юзефом попытались было доползти до убитых врагов, чтобы забрать оружие, боеприпасы, документы и фляги с водой, но безжизненно стоявший посреди улицы танк вдруг открыл пулеметный огонь.

Один из повстанцев пополз к танку.

— Назад, Карковский! — крикнул Юзеф. — Смотри-ка, на что гранату вздумал портить!.. Ребята, тащите побольше дров — мы их одной спичкой возьмем!..

Действительно, через несколько минут вокруг танка полыхал огонь.

Меня вызвал Сенк. Оставив баррикаду, я направился к командному пункту. Там уже шли приготовления к совещанию: два пожилых повстанца сколачивали деревянную скамью, двое других укрепляли ножки откуда-то принесенного стола.

Вечером в подвале Сенка собрались двенадцать командиров подразделений Армии Людовой, а также члены Варшавского комитета Польской рабочей партии. В этой группе людей было что-то знакомое и родное — такое совещание напоминало сбор командиров в штабной землянке одной из наших партизанских бригад. Виднелись пиджаки и френчи, рабочие блузы и военные мундиры, пальто и шинели, сапоги и ботинки.

Приветствие, с которым каждый входящий обращался к Сенку, было по-военному подчеркнуто четким. На утомленном лице Сенка светилась приветливая улыбка. Он каждому дружески протягивал руку, обменивался парой слов, затем вошедший отходил в сторону, садился на скамью и молча ждал. Мне сразу передалась эта атмосфера подтянутости собравшихся командиров, и я невольно стал так же сдержан, как и они.

— Товарищ капитан, вас просит сержант! — позвала меня медсестра, неустанно дежурившая у постели Дмитрия. — Ему стало лучше!

Дмитрий действительно пришел в себя. Он подозвал меня и спросил:

— Товарищ капитан, где мы теперь находимся?

Я подробно рассказал ему о нашем положении. Дмитрий немного взволновался, но потом успокоился, и мы расстались, так как мне надо было идти в штаб. Перед уходом я еще раз попросил медсестру позаботиться о Стенько, присмотреть за ним.

Ночью мы возвратились с Юзефом на командный пункт, где лежал Дмитрий. Сюда в подвал принесли еще несколько раненых с ближайшей баррикады. Сенк при свете коптилки внимательно рассматривал карту, а когда заметил нас, то сказал, обращаясь ко мне:

— Говорят, что Бур получил приказ из Лондона: советских десантников заполучить к себе… Этот тип ни перед чем не остановится.

— Но зачем мы ему? — спросил я.

— Если вы будете в его руках, вожаки Армии Крайовой по-прежнему смогут врать варшавянам, будто бы с Советской Армией у них имеется связь. Ясно?

Когда разговор с Сенком закончился, меня подозвал Дмитрий:

— Товарищ гвардии капитан! Майор дело говорит — вы поберегитесь… И вообще нам надо быть вместе.

— Сделаем, Дмитрий!

— Я теперь не в помощь, а в обузу. Но все-таки, если что случится, стоять в стороне не буду…

Я смотрел на неподвижное тело Дмитрия и чувствовал, как у меня сжимается сердце.

До нас донесся голос майора, отдававшего в другом конце подвала приказания:

— Если сегодня ночью советские самолеты будут сбрасывать оружие и продовольствие — все направлять сюда, на командный пункт. Кто добровольно хочет дежурить на улицах?

— Я! Я! — послышалось несколько голосов.

Сенк приказал:

— Мешки с грузом собирать в указанное место. Бдительность и еще раз бдительность. Район патрулирования укажу дополнительно.

Я поспешил к майору и громко сказал:

— Товарищи! Можете быть уверены, что наши летчики сбросят вам груз с предельной точностью.

От радостных возгласов и выкриков запрыгало пламя в фонарях.

* * *

С высоты девятиэтажных каменных корпусов — от них оставались лишь одни каркасы — группа Юзефа наблюдала за небом, на фоне которого мрачными утесами дыбились разбитые каменные громады. То слева, то справа изредка ухали орудийные залпы. Высокие зарева пожаров освещали небо, а внизу, среди развалин, пробиваясь сквозь черные клубы дыма, словно из кратеров вулканов, поднималось багровое пламя.

Бесшумно скользили лучи прожекторов. На востоке, около Праги, гроздьями рассыпались и подолгу мерцали созвездия ракет. К северу вполнеба тускло полыхали красноватые отблески сражения на Висле. Неверный багровый свет далеко раздвинул безлунную сентябрьскую ночь.

Минуя Варшаву и отдаваясь рокочущим гулом над ее окраинами, шли на запад тяжелые советские бомбардировщики.

И вдруг десятки самолетов пошли к Варшаве! Когда я услышал их приближение, мне показалось, что воздух до предела заполнен шумом их бесчисленных винтов.

Яростно затявкали автоматические немецкие зенитки.

В подвал вдруг проник слабый утренний свет: кто-то с улицы оттащил мешок с песком от окна.

— Панове, швабы шевелятся! — вместе с холодным ветром ворвался в подвал тревожный возглас. — Все на баррикаду!

Повстанцы поспешно оставили подвал.

— Вы разве тоже с нами? — спросил меня Адам, увидев, что я с трудом поднимаю Дмитрия. — Давайте вдвоем!