Выходим на рассвете - [32]

* * *

В ночной час, когда Кедрачев ставил себе этот вопрос и еще не мог ответить на него, к губернаторскому дому, что стоит, выпячиваясь пузатыми колоннами на главную площадь города, на рысях подъезжали запряженные рысаками сани. Из них выходили осанистые господа в форменных фуражках различных гражданских ведомств. Впрочем, с этими фуражками мешались и военные фуражки и папахи. Поспешно сбрасывая в передней черные чиновничьи и серо-голубые офицерские шинели, неурочные гости губернаторского дома, который обычно по окончании присутственных часов бывал тих и пуст, собирались в приемной, обставленной вдоль стен креслами, обтянутыми зеленым сукном, усаживались в них — многие от волнения не садились, а прохаживались. Постепенно всю приемную заполнили приглашенные: начальники различных губернских учреждений и военные — начальник гарнизона, комендант города, воинский начальник и другие важные чины, среди которых был и полковник Филаретов. Он держался скромнейшим образом. Его впервые удостоили чести быть среди высокопоставленных лиц губернии. Но остальные, давно знающие друг друга, вели оживленный разговор:

— Не знаете, зачем нас в такой неурочный час пригласил его превосходительство?

— Что-нибудь произошло в губернии? В городе как будто бы все спокойно…

— Может быть, важные известия из Петрограда?

— Да, да, видимо, ожидаются… В городе ходят самые невероятные слухи о положении в столице…

— Его превосходительство просит вас, господа! — объявил чиновник по особым поручениям, появившись на пороге кабинета и раскрыв дверь.

Губернатор, молодящийся костистый старик, несмотря на годы сохранивший энергичность движений и речи и давнюю военную выправку, которого все приглашенные привыкли видеть именно таким, на этот раз не был похож на самого себя. Опустив плечи, словно из него выпустили всегда наполнявший его живительный воздух, он стоял за своим столом не в щеголеватом вицмундире, как обычно во время приема, а в обношенной мешковатой форменной тужурке, в какой его можно было увидеть лишь в его личных апартаментах. В слегка подрагивавших руках он держал небольшой листок бумаги, опустив глаза, смотрел в него, словно бы и не замечая вошедших. Но вот он, чуть дернув головой, поднял глаза, пригласил:

— Прошу садиться, господа! — И, выждав, пока все уселись вокруг длинного стола, крытого зеленым сукном, сказал глуховатым голосом: — Из Петрограда только что поступила телеграмма: три дня назад произошел бунт. Войска отказались повиноваться и перешли на сторону бунтовщиков. Правительство не контролирует положения.

— А как же государь?

— О судьбе государя ничего не сообщается. Но объявлено, что он отрекся от престола.

— Боже! — воскликнул кто-то. — Спаси господь Россию!

— Конец света, конец света!..

— Я собрал вас, господа, не для того, чтобы вместе с вами предаваться бесплодным стенаниям, — сухая улыбка тронула скорбно сжатый рот губернатора. — Я хочу посоветоваться с вами, как целесообразнее всего поступить нам в сложившихся обстоятельствах. В городе и, надо полагать, в губернии пока еще никто не знает о свершившемся в Петрограде. Я приказал задержать передачу сообщения об этом в газеты и уведомляю вас о прискорбных событиях в столице строго конфиденциально.

— Позвольте доложить, ваше превосходительство! — поднялся с места полицмейстер. — Возле телеграфа и редакции нашей губернской газеты день и ночь толкутся любопытные. Они ждут вестей из Петрограда. Ходят самые невероятные слухи… Боюсь, что известие, которое вы нам сейчас сообщили, вскоре неизбежно станет достоянием гласности. Что прикажете предпринять?

— Если бы я мог сейчас приказать что-либо решающее… Но увы, господа! — развел губернатор руками. — Мы лишены возможности влиять на ход событий. Однако же надо искать какой-то выход из положения…

Совещание в губернаторском кабинете длилось долго. Всем участникам его хотелось, чтобы осталась пусть самая малая надежда на то, что еще не все потеряно, что порядок, которому всю жизнь служили они, все-таки сохранится, а вдруг да подействуют силы, которые повернут все вспять, может быть, найдутся верные царю войска и смирят бунтовщиков, как это уже не раз бывало?

Но уже ничего решить и ничего предугадать не могли в губернаторском кабинете, где на них с высоченного, в рост, портрета смотрел низложенный царь. Единственное, что решили, — до получения из Петрограда новых сообщений все-таки сохранять в тайне от войск и населения известие об отречении царя.

Решить могли и решали другие.

В те самые часы, когда высшие чиновники губернии бесплодно обсуждали, что же делать, далеко от губернаторского дворца, на окраине города — вблизи спичечной фабрики Обшивалова, в доме Кедрачевых шло экстренное заседание комитета ломского «Военно-социалистического союза». Никому из участников этого заседания не могла прийти мысль, что пройдут десятилетия, и это заседание станет считаться в Ломске историческим событием и в память о нем на бревенчатой стене старого кедрачевского дома будет торжественно водружена мемориальная доска.

Комитет собрался в полном составе — шестеро солдат и офицеров, включая Корабельникова. Эти шестеро представляли более двухсот членов союза, имеющихся во всех частях городского гарнизона.