Выход из Случая - [2]

Шрифт
Интервал

— Вроде уж им бы хватит, — отметил еще электрик.

— Самим виднее, — засмеялся Комаров. — Человек на земле никогда не лишний, пускай рожают.

— Тулыгину заступать, а Марья как раз, конечно, рожает, — сам себе ворчал Николаич. — Это уж у Тулыгина завсегда, ненадежный машинист. Я и говорю — ненадежный..

— А чего она днем-то? — вдруг сказал Серега-удочник.

— А когда надо? — Комаров прищурился с интересом.

— Я думал — ну… ночью, что ли…

— Он думал! — Бригадир электриков припрыгнул резвее, захлебнулся затяжкой. — Большой специалист. Соску об штаны вытри, думал!

— Так я тебя, Павел Федорович, выпущу, — сказал Николаич и, сидя, переступил валенками. — Смердят и смердят. Во сколько у тебя выход?

— Состав еще буду глядеть…

Комаров уже прошел дальше. Николаич сказал ему вслед — то ли просто подумал вслух, то ли в назиданье Сереге:

— Этот будет состав глядеть. Все, как есть, облазит. Не как некоторые — скок за контроллер и уже поехал. А потом на трассе прихватит, вот тебе и Случай…

Просторно, гулко было сейчас в депо. Сбоку от ремонтников — будто бегемот бил себя в диафрагму кувалдой. И ухал гулко. Но снова бил. И тонко что-то подвывало, шакалье.

Свой брат машинист попался Комарову навстречу:

— Паш, а собрание?

— Рвался, да не пустили..

— Подмена?

— У Тулыгина Марья рожает.

— Уже? — удивился машинист. Прикинул что-то в уме и захохотал громко. — Ну, Марья его допечет! Как ни вертись Тулыгин, а придется повышать классность. Иначе всех не прокормит.

— Это точно, — оценил Комаров.

Возле четырнадцатой канавы блестела наглядная агитация. Вагон тут был раскурочен ярко, в плакатах. Все отдельно — муфта, редуктор, тележка, двигатель. Изучай — не хочу. Блеск был свежий, праздничный. Но никто на него не льстился, шли мимо. Деповской художник топтался возле канавы вроде с раздумьем.

— Любуешься?

— Высоко повесили, — хмуро сказал художник. — Голову надо задрать, а народ ленивый.

Комаров теперь поглядел. Агитация блестела пышно.

— Нормально. Как в медчасти.

— Почему в медчасти? — обиделся художник.

— Ну, как у них там — почки, сердце, глотка в разрезе. Сильная наглядность — и сразу болеть не хочется.

— Ха-ха, — неохотно посмеялся художник. — Три ночи сидел…

— Теперь можешь спать: висит.

— Нет, высоко, — окончательно решил художник. — Перевешивать надо.

Пошел вдоль канавы прочь от Комарова, хмуро неся большой взыскательный нос и сутулые невыспавшиеся плечи.

На мойке состав принимал плановый душ.

Комаров пересек моечную канаву, как узкую — в одну канаву — осень: хмарь, дождь, зонта только не хватает.

Дальше, за мойкой, деповские ворота были открыты. В ворота вливалось солнце, тревожный весенний воздух, синь. Трудовая пыль так и плясала в этом широком, вольном потоке, а морда состава, которую достигало солнце, казалась унылой и грязной.

Где-то близко шла проверка дверей. Лязг и вселенский хлоп.

Ага, как раз на двадцать третьей канаве. Узкий и длинный машинист-приемщик будто свинтился из кабины навстречу Комарову:

— Порядок, можешь ехать.

— А чего было?

— Да ничего. Пономарчук принимал, так я проверил на всякий случай. Записано в журнале ремонта: двери вчера на закрытии заедало в третьем вагоне. Отладили, все — порядок.

— У меня время есть, — сказал Комаров. — Погляжу.

— Гляди, тебе ехать.

— Чужая машина, кабы своя..

— Свою, что ли, ты не глядишь? — фыркнул машинист-приемщик.

— На своей-то я и без рельсов уеду, — засмеялся Комаров.

— Матвеева снимают, слыхал? Приказ вроде уже подписан…

— Нет, не слыхал. Зашел в депо на минутку, газировки попить, а меня — в Трубу. Чего снимают?

— Как чего? — аж ввинтился в бетон приемщик. — Третий Случай с начала года в депо! Кого ж и снимать, если не зама по эксплуатации?

— Не больно-то начальство снимают, — хмыкнул Комаров.

— Смотря какое начальство. А Матвеева снимут, точно тебе говорю. Уже в Управлении подписали. Гущин будет.

— О, зять! — обрадовался Комаров. — Это хорошо, попользуемся служебным положением, это я люблю.

До длинного приемщика наконец дошло.

— Тьфу! — он даже сплюнул в сердцах. — Я-то, дурак, ему серьезно расписываю, а он-то…

— Дурак, только зубы скалит, — охотно закончил Комаров. Глянул на ручные часы. — Ого, набежало. И не заметишь за хорошей беседой. Пора принимать машину.

— Все ты давным-давно знаешь, — еще раз сказал оскорбленный в лучших чувствах приемщик. — Матвеев тебе старый друг, а Гущин вообще зять.

— Я же и говорю — зять…

Комаров был уже в кабине. Чуть тронул кран машиниста. Воздух с тягучим шипением полез из тормозной магистрали. Тормозные колодки дрогнули, будто нехотя, И прильнули к колесным парам, как им положено по инструкции.

Комаров шагал теперь вдоль состава. Шаг его был отлажен многолетней привычкой — не быстрый, не медленный, как раз такой, чтобы глаза замечали все. Главное — тормоза. Плотно ли прижались колодки? Плотно. Выходы штоков тормозных цилиндров? Так, порядок. Ага, этот токоприемник… Коснулся носком ботинка, чего техника безопасности, вообще-то, не дозволяет. Нет, в порядке. Ладно, дальше идем…

Когда вернулся, приемщик все так же стоял на прежнем месте.

— А ты почему же вышел, раз выходной?

— Ну, до тебя доходит! — засмеялся Комаров. — Марья опять рожает у Тулыгина, как не выйти.


Еще от автора Зоя Евгеньевна Журавлева
Путька

В книгу входят повести «Путька», «Сними панцирь!», «Ожидание». В них рассказывается о советских людях, увлечённых своим трудом, о надёжности и красоте человеческих отношений.


Кувырок через голову

Герои этого произведения — пёс Фингал, кошка Мария-Антуанетта, две птички, уж Константин, десятилетняя девочка Ася, её мама и папа, а также хозяин крысы и многие другие… В Асиной семье хватает места и для весёлых игр и общения с родителями и конечно же для животных, которых мама и папа сами с восторгом тащат в дом.


Ожидание

Повесть «Ожидание» вся о взаимоотношениях людей, их переживаниях.Обычный дачный поселок под Ленинградом. Девочка Саша живёт с бабушкой и дедушкой. Дед — бывший директор школы, теперь он пенсионер. Бабушка тоже старенькая. Родители Саши в экспедиции, на далёкой зимовке. Мама должна скоро приехать, но не едет. Папа — и не должен, он зимует и зимой, и летом, вот уже четвёртый год.Как жить человеку семи лет, если самые главные люди всегда далеко? И через всю повесть прорисовывается ответ: жить справедливо, быть хорошим другом, уметь сочувствовать — и жизнь обернётся к тебе лучшими сторонами.


Островитяне

Действие повести происходит на одном из Курильских островов. Герои повести — работники цунами-станции, рыборазводного завода, маяка.


Сними панцирь!

Повесть «Сними панцирь!» о жизни маленького коллектива биологов в пустыне. Там не только взрослые, но и дети. Взрослые работают, они очень заняты. А ребята? Они растут, дружат, впитывают в себя всё главное из жизни взрослых.Между делом ты узнаёшь много интересного о природе пустыни, которая вовсе не пустынна для тех, кто любит и понимает её. Все эти симпатичные тушканчики, суслики, ящерицы, черепахи и всякий другой народец песков становится вдруг нашими знакомыми, и это почему-то приятное знакомство, даже если речь идёт о кобре или удаве.


Роман с героем  конгруэнтно роман с собой

От издателя:Главный герой нового романа Зои Журавлевой — Учитель, чистота нравственных критериев и духовная высота которого определяют настоящее и будущее нашего общества. Главная проблема романа — становление и воспитание души, ее сохранность в осмысленном, творческом труде, позволяющем человеку оставаться Человеком при любых жизненных коллизиях.


Рекомендуем почитать
Депутатский запрос

В сборник известного советского прозаика и очеркиста лауреата Ленинской и Государственной РСФСР имени М. Горького премий входят повесть «Депутатский запрос» и повествование в очерках «Только и всего (О времени и о себе)». Оба произведения посвящены актуальным проблемам развития российского Нечерноземья и охватывают широкий круг насущных вопросов труда, быта и досуга тружеников села.


Мост к людям

В сборник вошли созданные в разное время публицистические эссе и очерки о людях, которых автор хорошо знал, о событиях, свидетелем и участником которых был на протяжении многих десятилетий. Изображая тружеников войны и мира, известных писателей, художников и артистов, Савва Голованивский осмысливает социальный и нравственный характер их действий и поступков.


Верховья

В новую книгу горьковского писателя вошли повести «Шумит Шилекша» и «Закон навигации». Произведения объединяют раздумья писателя о месте человека в жизни, о его предназначении, неразрывной связи с родиной, своим народом.


Темыр

Роман «Темыр» выдающегося абхазского прозаика И.Г.Папаскири создан по горячим следам 30-х годов, отличается глубоким психологизмом. Сюжетную основу «Темыра» составляет история трогательной любви двух молодых людей - Темыра и Зины, осложненная различными обстоятельствами: отец Зины оказался убийцей родного брата Темыра. Изживший себя вековой обычай постоянно напоминает молодому горцу о долге кровной мести... Пройдя большой и сложный процесс внутренней самопеределки, Темыр становится строителем новой Абхазской деревни.


Благословенный день

Источник: Сборник повестей и рассказов “Какая ты, Армения?”. Москва, "Известия", 1989. Перевод АЛЛЫ ТЕР-АКОПЯН.


Крыло тишины. Доверчивая земля

В своих повестях «Крыло тишины» и «Доверчивая земля» известный белорусский писатель Янка Сипаков рассказывает о тружениках деревни, о тех значительных переменах, которые произошли за последние годы на белорусской земле, показывает, как выросло благосостояние людей, как обогатился их духовный мир.