Выдумщица - [7]

— После чего на нас подадут в суд за мошенничество?

— Я, конечно, понимаю, что с этим своим заявлением перестаралась, но это потому, что иначе ничего бы не вышло. Я не буду лгать, если получу эту работу. Обещаю вам. Я ведь просто стараюсь преподнести вещи так… как их надо преподносить, чтобы… они казались более привлекательными, — я внимательно рассматриваю его лицо, пытаясь обнаружить что-нибудь, что могло бы дать мне надежду.

Ничего, даже намека.

Тогда я представляю лицо мамы, вспоминаю все, что наговорила ей за эти три года. Все, что говорила о компании, где работаю. О том, как хорошо складываются у меня отношения с начальником. Вот с этим, с Джоном Сэмпсоном.

— Ну пожалуйста, — прошу я полным отчаяния голосом, едва удерживаясь ягодицами на самом краешке стула. — Пожалуйста, мне так нужна эта работа. Простите, я солгала, но, пожалуйста, мистер Сэмпсон, я вас умоляю, правда, я сделаю все, что смогу, ну пожалуйста…

— Вообще-то есть одна вещь, которую вы могли бы для нас сделать.

Вот оно. Не знаю как, но мне, похоже, удалось его уговорить. Это как в кино с Рене Зельвегер, когда она уговаривала Джерри Мак-Гуайра. Вот сейчас он передумает, и я получу работу. Возможно, он немного сократит оклад или круг обязанностей, но потом увидит, что я та, в кого можно вкладывать деньги. Ну и дура же я! Он еще будет бояться меня потерять. Он сейчас все устроит. Как будто мы и в самом деле в девятнадцатом веке. Я по его лицу все вижу.

— Все, что угодно. Я все сделаю. Абсолютно все.

— Хорошо, — говорит он мне, — тогда, уходя, закройте за собой дверь.

9

Вот так-то. Вся моя карьера в качестве специалиста по связям с общественностью длилась не более десяти минут. Но с другой стороны, моя выдуманная карьера шла в гору. Можете спросить у мамы. Она вам все расскажет. Как они мной довольны, как я сумела получить звание лучшего работника месяца, и не один, не два, а целых три раза. Да, такие вот они, мои выдуманные достижения. Чтобы заслужить выдуманное признание, надо приложить немало выдумки.

— Ну, как прошел день? — спрашивает меня мама по телефону.

— Отлично, — говорю я с самоубийственной наглостью, потягивая из стакана нечто болгарского производства, напоминающее кошачью мочу.

— Ты что-то пьешь?

— Да, — отвечаю я, — фруктовый сок.

— Хорошо, — говорит она. — В такую погоду тебе нужны витамины. Много витаминов. — По голосу я понимаю, что она в самой середине своей сверхактивной домашней уборки. И я представляю ее, стоящей на коленях, с отсутствующим взглядом вытирающей пыль с плинтуса. Этот отсутствующий взгляд появился у нее после того, как мы потеряли папу.

— Да, много витаминов.

— А как на работе?

— Отлично, — говорю я опять, разглядывая этикетку на бутылке, чтобы выяснить содержание спирта. Двадцать с половиной процентов. Надо было купить водку.

— Ничего не произошло?

Так. Возможные варианты ответов:

1) я ходила на собеседование, чтобы получить работу, которая, по моим словам, у меня уже есть;

2) я встретила самого грандиозного самца в мире;

3) чтобы произвести на него впечатление, я попробовала новый тональный крем компании «Китс» цвета загара;

4) обнаружила, что новый тональный крем компании «Китс» своим оранжевым оттенком соответствует вашему натуральному цвету кожи. В том случае, если вы оранжевый орангутанг.

Ответ, который я дала:

— Меня опять выбрали лучшим работником месяца.

Но даже моего вранья для мамы бывает недостаточно. Она хочет большего. Она хочет лучшего.

— Лучшим работником месяца? Это, конечно, хорошо, но деньги-то они тебе прибавят?

Вот видите, ей все мало.

Но если недостаточно того, что я выдумываю, то что уж говорить о правде.

— Нет, — отвечаю я, немного раздраженно, — это звание не предполагает повышения оклада.

— Ну ладно, не обижайся. Я уверена, что скоро у тебя будет достаточно денег, чтобы…

Даже под градусом, я все же понимаю, что за этим последует.

— Мам, мне здесь хорошо. Я понимаю, что квартира маловата, но она в хорошем районе. У него… свой характер, своя особая атмосфера.

А вот это, пожалуй, правда. В Гайд-парке в Лидсе, где я живу, и в самом деле особая атмосфера. Эта атмосфера создается героино-зависимыми типами, валяющимися посреди улицы, детишками особого склада, кидающими вам в спину камни, стоит только выйти из дома. Не утихающими автомобильными сиренами и полицейскими вертолетами, не дающими заснуть до пяти утра. Головорезами, выкрикивающими расистские оскорбления в адрес любого оказавшегося в поле зрения представителя этнического меньшинства. Весьма колоритными пьянчугами, высказывающими тебе бодрые (хоть и не совсем внятные) предложения «убираться подальше», когда ты идешь по улице, вдыхая характерный аромат из смеси выхлопных газов, мочи и тухнущих кебабов, брошенных по причине их несъедобности.

Да уж, чего-чего, а особой атмосферы этому району не занимать.

А моя квартира? Даже не говоря о том, что последние полгода хозяин страшно шумит, делая ремонт в подвале подо мной, ни у кого, кроме меня, не возникнет горячего желания ее снять. А если и возникнет, то квартирка эта скоро остудит все его желания. Она страшно холодная и страшно уродливая. С точки зрения стороннего наблюдателя, естественно. Но хотелось бы мне взглянуть на стороннего наблюдателя, который нашел бы слова, более подходящие для описания моей квартиры, чем «эстетическая катастрофа». Хотя в ней есть две-три особенности, которыми отличаются квартиры викторианского периода. В ней высокий потолок. Эркер. И призрак старухи в белой ночной сорочке. Вообще-то насчет призрака я не уверена, потому что видела я его только один раз, и это было после того, как я посмотрела по телевизору «Другие», но тогда я не смогла ночевать здесь и пошла к Элис. (Элис — моя лучшая подруга, фактически, моя единственная настоящая подруга в Лидсе, но подробнее я расскажу о ней дальше.)