Выбраковка. Ночной смотрящий - [37]

Гусев в это время крутил баранку и разглагольствовал. Валюшок не без труда вернулся к действительности и прислушался.

– ...конечно, наши порядки не очень-то согласуются с Декларацией прав человека, – вещал Гусев. – Но зато в Союзе можно по-человечески жить. Совершенно без страха. Думаешь, почему наш режим так люто ненавидят все правительства мира, кроме совсем уж тоталитарных, а мы с ними по-прежнему выгодно торгуем, науку вместе делаем, экспедицию на Марс готовимся запускать? Да потому что любой, кого хоть раз ограбили на улице, кому хоть раз ни за что ни про что дали по физиономии... В этот момент, сжимая кулаки или утирая слезы, он мечтал переселиться в Союз, где такого не бывает в принципе. Нас давно бы стерли в порошок, даже ценой ядерной войны. Но общественное мнение не позволяет. Сколько ты его телевизором ни потчуй, сколько ни капай на мозги – люди хотят, чтобы Союз был. Хотя бы как недосягаемая мечта, как символ. Мы фактически реализовали утопию, Леха. Мы почти уже построили безопасное общество. Мы! Мы это сделали, понимаешь?

– Ну, я-то пока ничего не сделал, – потупился Валюшок.

– Уже начал. Да и успеешь еще, – пообещал Гусев. – Я же говорил – очередной подвиг назначен на полночь. Так что жди. Будет тебе чем заняться.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Как уже говорилось, князь опирался на поддержку беднейших слоев населения страны. Но, конечно, антифеодальная политика Влада вдохновлялась совсем не любовью к простому люду и не состраданием – это чувство было ему неведомо, а стремлением к укреплению государства и собственной единоличной власти.

На стоянке у памятника Маяковскому Гусев пристроил машину рядом с несколькими такими же неприметными автомобилями, в каждом из которых лениво покуривало по три человека.

– Уж полночь близится, а Мышкина все нет, – сказал он, оглядевшись. – Непорядок. А-а, легок на помине...

От Садового поднимался огромный «дальнобойщик». Машины на стоянке дружно завелись. Фура свернула на Брестскую, и за ней тут же выстроилась целая кавалькада.

В тесном переулке грузовик притерся к обочине. Группа Мышкина кое-как запарковалась вокруг и полезла в трейлер, задняя дверь которого наполовину распахнулась, вывалив наружу короткую лесенку.

– Мобильный штаб, – объяснил Гусев. – Он же летающая крепость. Пошли, чего сидишь?

Внутри трейлер оказался больше всего похож на конференц-зал пополам с сельским клубом: проекционный экран, несколько столиков с компьютерами, ряды простецких деревянных скамеек человек на тридцать. Дополняли обстановку зарешеченные боксы для клиентов в ближнем ко входу торце и пара кондовых несгораемых шкафов. Вот это уж было явно не клубное оборудование. Валюшок заинтересованно вертел головой, Гусев его подталкивал.

Выбраковщики расселись, мягко захлопнулась дверь. В президиуме обнаружилась необъятная туша Мышкина, рядом с которой совсем потерялся мелкий неприметный человечек. При всем желании Валюшок не смог бы описать его внешность – просто некто в галстуке. Да и галстук этот тип повязал скорее всего, чтобы акцентировать на нем внимание и стать от этого окончательным невидимкой.

– Восемнадцать, – прогудел Мышкин. – Все живы, все на месте. Так сказать, более чем достаточно. Внимание, господа. Это, так сказать, наш старый знакомый, коллега, так сказать, из... Короче, неважно откуда.

– С Петровки коллега, – подал реплику кто-то в передних рядах. – Как его... Капитан Петров, вот.

– Майор Сидоров, – представился «коллега». Голос у него оказался слабый и такой же бесцветный, как и он сам. «Хороший, наверное, специалист, – подумал Валюшок. – С такой внешностью – хоть в разведку иди, сам бог велел. И не дурак. Готов поспорить, на самом деле он полковник Иванов».

– Тамбовский волк ему коллега, – неожиданно в полный голос сказал Гусев. Все головы в «конференц-зале» тут же повернулись в его сторону. Мышкин предупредительно заворчал. – Расскажи, майор, как ты у меня Шацкого отнял. Этому подонку самое место было на урановых рудниках. А он, вместо того чтобы кровавыми слезами плакать и руки-ноги веревочками подвязывать, третий год тебе стучит. А на АСБ плюет при каждом удобном случае. И денег у гада немерено. Сколько ты ему платишь, майор?

– У вас еще что-нибудь по этому вопросу, товарищ Гусев? – учтиво спросил майор.

– У меня по этому вопросу имеется для Шацкого именной патрон. Так на нем и написано: «Убийце-садисту Шацкому с приветом от Центрального».

– Никого он не убивал, – начал потихоньку заводиться майор. – А вот сколько мы всякой дряни изобличили с его помощью...

– Дай мне Шацкого, я его в пять минут изобличу. Он у меня сначала чистосердечное напишет, а потом еще и добровольно удавится, – пообещал Гусев.

– У тебя, Гусев, чистосердечное написал бы даже, так сказать, Дзержинский, – сообщил Мышкин.

– Жалко, не дожил, – вздохнул Гусев.

Группа Мышкина одобрительно захихикала.

– Короче, Пэ, заткнись, пожалуйста, – попросил Мышкин.

– Виноват, командир. Разрешите вопрос к товарищу майору?

– Не дождешься! – почти выкрикнул майор, отвечая на еще не заданный вопрос. Голос майора наконец-то приобрел окраску – ехидную и мстительную.