Выборы строгого режима: Как российские выборы стали невыборами, и что с этим делать? - [20]

, хотя этот показатель был не вполне достоверным. Избиратели быстро поняли, что любой, даже такой выбор при отсутствии нормальной конкуренции лучше, чем отсутствие выбора вообще, и стали отдавать голоса не столько своим реальным фаворитам, сколько партиям, которые могли отнять голоса у тех партий, чье прохождение в Думу было, с их точки зрения, нежелательным. Фактически так произошло первое самодеятельное «умное голосование», перераспределившее голоса значительной части протестного электората в пользу партий, старавшихся обеспечить самим себе преимущества путем трансформации избирательного законодательства.

5. В новой редакции Закона «О выборах депутатов…» 1999 года была также предпринята попытка введения санкций для партий за отказ от получения депутатских мандатов (против недобросовестных «паровозов»). Если депутат, занимавший одно из первых трех мест в федеральном списке партии, прекращал свои депутатские полномочия без вынуждающих к тому обстоятельств в первый год со дня избрания, то его мандат должен был быть передан другому избирательному списку [76]. Кроме этого, основанием для лишения партии мандата и передачи его другому объединению стало невыполнение депутатом правила о сложении с себя полномочий, не совместимых со статусом депутата. Однако формулировки Закона, приводящие перечень уважительных причин отказа от мандата, страдали правовой неопределенностью (признание судом недееспособным, тяжелая болезнь, стойкое расстройство здоровья зарегистрированного кандидата, его близких родственников). Как результат, отказ от мандатов нескольких таких «лиц партии» не повлек для избирательных объединений никаких негативных последствий. Расплывчатые формулировки Закона, наоборот, стали отличным и удобным основанием для распространившейся впоследствии практики использования в предвыборной борьбе недобросовестных «кандидатов-паровозов»[77].

В качестве санкции можно рассматривать и следующее правило: если число кандидатов, исключенных из федерального списка во время избирательной кампании по заявлению самих кандидатов или по решению избирательного объединения (блока), превышает 25 % от общего числа кандидатов в списке либо в случае выбытия хотя бы одного из кандидатов, занимающего место в первой тройке общефедеральной части списка, то ЦИК обязана отказать в регистрации такого списка либо отменить ее[78].

6. И наконец, в новой редакции Закона «О выборах депутатов Государственной Думы…» 1999 года было определено юридическое значение протестного голосования. Была введена норма о признании выборов в одномандатном избирательном округе не состоявшимися в том случае, если количество голосов, набранное побеждающим кандидатом, окажется меньше числа голосов, поданных против всех представленных кандидатов[79].

На самом деле это была реально прорывная новелла, направленная на более полный учет волеизъявления избирателей. Протестные голоса не терялись, а, наоборот, при их превалировании определяли результат голосования и требовали его полного пересмотра путем проведения новых выборов. Вокруг графы «против всех» всегда было много споров. В том числе учеными приводились и приводятся доказательства того, что при пропорциональных выборах возможность голосования «против всех» работает на партию-лидера. Однако в условиях одномандатных выборов такое голосование является серьезным показателем доверия избирателей к избираемым, поэтому учет протестного фактора работает только в пользу реального представительства интересов населения в законодательном органе. Именно такой путь и проходили все избирательные системы мира — постепенного выявления и правового закрепления любых резервов учета мнения максимального числа граждан.

Выборы 1999 года

Парламентские выборы, прошедшие в декабре 1999 года, были одним из самых показательных событий периода постсоветской дефективной демократии. В них, как в капле воды под микроскопом, как раз все эти демократические дефекты и видны. С одной стороны, они считаются одними из самых конкурентных. Более того, их вспоминают не иначе как «последние по-настоящему конкурентные парламентские выборы в стране». Но конкуренция ведь осуществляется в тех социокультурных рамках, которые существуют на данный конкретный момент, а рамки тогда еще были постсоветские.

С другой стороны, это были самые грязные выборы с точки зрения политкорректности. Особенностью этой предвыборной кампании было активное очернение оппонентов. Конкуренты заказывали друг на друга сюжеты по телевидению, карикатуры в газетах и обличающие листовки, то есть «мочили» друг друга вне всяких приличий и абсолютно бессовестно. Такое «мочилово», естественно, вызвало мощное раздражение населения. «Под демократичностью подразумевается уважение к мнению населения, соблюдение законности, и вообще, демократичность — это позитивная коннотация. А в этом случае конкуренция вовсе не отдавала демократией, демократичностью, свободами и прочим, потому что конкурировали три очень мощных группы влияния. В 1999 году реальная конкуренция, наполовину бандитская, выплеснулась в общественное пространство. Когда в постсоветской реальности идет конкуренция за власть и собственность, странно было бы думать, что эти люди будут обмениваться любезностями и критиковать друг друга в вежливой форме. Они общались, как умели», — пишет, вспоминая об этих выборах, Дмитрий Орешкин