Выбор оружия - [62]

Шрифт
Интервал

— Вам нравится считать себя человеком с принципами, — продолжал поддевать его Лоринг. — Но посмотрим, что станется с этими вашими принципами, если вы вдруг поймете, что за них придется слишком дорого платить. Улыбка держалась как приклеенная, но у Томаса хватило чувства собственного достоинства хотя бы на то, чтобы промолчать. И вдруг Лоринг остыл. Он повернулся на стуле и отвел взгляд, который, как фитиль, готов был поджечь запал взаимной ненависти. — Ей-богу, я вам завидую! Как бы мне хотелось, чтоб мной владел какой-нибудь милый общепринятый порок вроде честолюбия.

Теперь, когда опасность миновала, Томас был противен самому себе. И, словно желая вернуть разрядившееся было напряжение и доказать, что может вести себя по-иному, он сказал: — Не знаю, есть ли что-нибудь более общепринятое, чем таскаться в «Парадиз». — Ну, это что, — со смехом отмахнулся Лоринг. Он закурил новую сигарету и сделал несколько коротких затяжек. — Вы знаете, я получил приказ не прочесывать больше район. Они, видите ли, считают, что я должен быть здесь и защищать Кхангту до последнего человека! А на деле это означает, что меня засадили в казарму в наказание за то, что я позволил отнять сброшенное снаряжение.

— Это могло случиться с каждым.

— Вы, конечно, думаете, что я дорожу своей карьерой! — презрительно выкрикнул Лоринг. — А я хочу только одного — снова идти в бой. Я с ума сойду, если придется торчать здесь.

Томас все еще терзался тем, что позволил Лорингу наговорить гадостей.

— Интересно бы узнать, что у вас там, в душе. Ваша кровожадность…

— Точно, — с недоброй улыбкой подхватил Лоринг. — Почему бы вам не залезть мне в душу в качестве психиатра-любителя? Вокруг война, а вы тут бегаете и доказываете, что все, кто убивает, свихнулись. Скажите еще, что наш пленный страдает манией преследования! — Лоринг вскочил. — По крайней мере, — бросил он на ходу через плечо, — лучше б вы мне это сказали!

Томас остался сидеть; он ненавидел Лоринга, но еще больше ненавидел самого себя. Как жаль, что он не принял вызова. Ему почему-то казалось, что его собственные убеждения упрочились бы, если бы он это сделал. Или нет?

Он нервничал, и ему неуютно было сидеть одному в комнате, где люди компаниями занимали столики и веселые голоса раздавались все громче. Томасу не хотелось идти к себе и читать; кроме того, если остаться в зоне, его почти наверняка потянет в изолятор, а он знал, что лучше не видеть пленного, пока он не переговорит с районным инспектором. К тому же надо иметь терпение и не торопить отдельные этапы следствия; конечно, время его подпирает, но надо добиться, чтобы оно работало на него.

Он перебрал разные варианты и возвратился к тому, который первым пришел ему в голову. Надо съездить в бунгало к Шэферу и попытаться выяснить, что делал все эти дни Бык. Томаса всегда тревожило, когда полицейский исчезал из поля зрения, а как раз так оно и случилось. Да что там, если быть честным перед самим собой — это лишь предлог повидать Марго. Не то чтобы она уж очень ему нравилась — по правде сказать, почти все в ней вызывало у него какую-то брезгливость, начиная с претенциозного имени, которое наверняка ей не дали при рождении. И все же он находил какое-то извращенное удовольствие в мысли поддаться чуждому его натуре желанию. А может быть, иссушенные жарой чувства требовали чего-то острого, возбуждающего.

У дома стояла чья-то незнакомая машина. Дверь открыл слуга и провел его в гостиную.

Элизабет Шэфер встала с дивана и засеменила навстречу. Казалось, что где-то в ее грузном теле погребли молодую девушку, которая пытается освободиться и стряхнуть с себя подушки жира.

Но Томас сразу понял, что Элизабет так старается не ради него, а ради летчика, сидевшего возле Марго.

— Я хотел повидать Быка, — объяснил он причину своего появления.

— Не знаю, вернулся ли он. Последние дни он задерживается. Но раз вы уж здесь…

— Всего на минуточку, — его явное нежелание остаться вполне отвечало ее неискреннему гостеприимству.

— Вы, конечно, знакомы с Мартином.

— Только издали.

Томас поклонился. При виде молодого человека он устыдился причины своего визита; и ему уже не казалось, что внимание крупного чиновника с сединой на висках должно польстить Марго.

— Я вчера вас видела, — сказала она. — Вы о чем-то задумались. И даже головы не повернули.

— Это на меня похоже, — ответил он с деланной развязностью. — Когда я притворяюсь, что занят, то забываю обо всем на свете.

— Вот мы всю следующую неделю будем заняты по-настоящему. Начнется инвентаризация всего имущества. Завтра на заре. На заре, понимаете. Кошмар, верно?

Летчик покачал головой.

— Вы никогда не встанете так рано, Марго.

— Сестра Маршэм позволила мне пожить у нее, пока не закончим. Просто надо ложиться пораньше.

— Хотите, я отвезу вас в зону? — спросил летчик с надеждой.

Томас подумал, что летчик допустил тактическую ошибку. Элизабет не понравится, что Мартин спешит поскорее увезти Марго. И мысль его подтвердилась. Элизабет тут же сказала:

— Но сейчас только девять. Куда же спешить?

— Мы могли бы сыграть партию в бридж, — поддержал ее Томас. — Нас четверо…


Рекомендуем почитать
Рыжая с камерой: дневники военкора

Уроженка Донецка, модель, активистка Русской весны, военный корреспондент информационного агентства News Front Катерина Катина в своей книге предельно откровенно рассказывает о войне в Донбассе, начиная с первых дней вооруженного конфликта и по настоящий момент. Это новейшая история без прикрас и вымысла, написанная от первого лица, переплетение личных дневников и публицистики, война глазами женщины-военкора...


Голос солдата

То, о чем говорится в этой книге, нельзя придумать. Это можно лишь испытать, пережить, перечувствовать самому. …В самом конце войны, уже в Австрии, взрывом шального снаряда был лишен обеих рук и получил тяжелое черепное ранение Славка Горелов, девятнадцатилетний советский солдат. Обреченный на смерть, он все-таки выжил. Выжил всему вопреки, проведя очень долгое время в госпиталях. Безрукий, он научился писать, окончил вуз, стал юристом. «Мы — автор этой книги и ее герой — люди одной судьбы», — пишет Владимир Даненбург. Весь пафос этой книги направлен против новой войны.


Неизвестная солдатская война

Во время Второй мировой войны в Красной Армии под страхом трибунала запрещалось вести дневники и любые другие записи происходящих событий. Но фронтовой разведчик 1-й Танковой армии Катукова сержант Григорий Лобас изо дня в день скрытно записывал в свои потаённые тетради всё, что происходило с ним и вокруг него. Так до нас дошла хроника окопной солдатской жизни на всём пути от Киева до Берлина. После войны Лобас так же тщательно прятал свои фронтовые дневники. Но несколько лет назад две полуистлевшие тетради совершенно случайно попали в руки военного журналиста, который нашёл неизвестного автора в одной из кубанских станиц.


Пограничник 41-го

Герой повести в 1941 году служил на советско-германской границе. В момент нападения немецких орд он стоял на посту, а через два часа был тяжело ранен. Пётр Андриянович чудом выжил, героически сражался с фашистами и был участником Парада Победы. Предназначена для широкого круга читателей.


Снайпер Петрова

Книга рассказывает о снайпере 86-й стрелковой дивизии старшине Н. П. Петровой. Она одна из четырех женщин, удостоенных высшей солдатской награды — ордена Славы трех степеней. Этот орден получали рядовые и сержанты за личный подвиг, совершенный в бою. Н. П. Петрова пошла на фронт добровольно, когда ей было 48 лет, Вначале она была медсестрой, затем инструктором снайперского дела. Она лично уничтожила 122 гитлеровца, подготовила сотни мастеров меткого огня. Командующий 2-й Ударной армией генерал И. И. Федюнинский наградил ее именной снайперской винтовкой и именными часами.


Там, в Финляндии…

В книге старейшего краеведа города Перми рассказывается о трагической судьбе автора и других советских людей, волею обстоятельств оказавшихся в фашистской неволе в Финляндии.