Выбор оружия - [61]

— Самое смешное, что с вами будут обращаться ничуть не лучше. Я не смею облегчить вашу участь — ради вас же самих. Тут есть люди, которые с радостью всадят в вас пулю из окна, если решат, что мы к вам слишком милосердны. — И добавил, задумавшись на миг: — Не правда ли, удивительно, как вас здесь ненавидят, — хотя, возможно, вас поддерживает сознание, что вы сумели внушить любовь и преданность тем, другим.

Он отошел от кровати и оглянулся — пленный был очень взволнован: вены на шее вздулись, точно веревки.

Он остановился на пороге лазарета и глядел, как разбиваются о землю прямые струи дождя. Потом снял сорочку и зашлепал по лужам к своему дому. Говорили, что дождевая вода помогает при тропическом лишае.

3

В следующие два дня Томас обнаружил, что его жизнь постепенно сосредоточивается на этой койке в изоляторе. Он не только проводил здесь большую часть времени, присутствие пленного решительно влияло на его отношения ко всем окружающим, словно какое-то постороннее тело ворвалось в привычный круг занятий, сделало его своим сателлитом и повело по эксцентрической орбите, против движения всех остальных тел. Он никогда, с первой же минуты пребывания здесь, не относил себя к числу главных, признанных звезд Кхангту и теперь, выбрав новый курс, прекрасно понимал, что надо опасаться серьезных столкновений. Но в то же время, как бы к нему ни относились, это будет, пожалуй, точной мерой его успехов в завоевании доверия Фрира, а так как в нашем мире ничто не дается даром, то и неприятности лучше считать лишь платой за достижение цели.

Только вот цель все еще оставалась не совсем ясной: для себя ему прежде всего необходимо было узнать, каким образом взгляды этого человека, вначале не так уж и отличавшиеся от его собственных, постепенно привели к решению порвать все привычные связи; в то же время профессиональный нюх подсказывал, что, если умело воспользоваться историей с захватом пленого, это может привести к серьезному перелому во всей местной политике. Томас считал, что, не получивответа на первый вопрос, нельзя выполнить вторую задачу, а потому в интересах дела не стоит задумываться что тут для него основное. Главное, чтобы был результат, а какая из задач важнее — не имеет значения, поскольку вместе они все равно ведут к одной цели: жадный интерес к личной судьбе пленного позволит ему использовать счастливый случай для общего дела, а этот успех будет и его личным успехом; ведь подумать только, он, Арнолд Томас, в этой дыре, которая чуть не стала могилой всех его надежд на повышение, сумел схватить за рога подвернувшуюся удачу. И пожалуй, он своего добьется. Он уже достаточно изучил пленного, чтобы в общих чертах набросать план допроса. Ему бы только время — достаточно времени чтобы действовать по-своему. Его положение может сильно укрепиться после приезда районного инспектора который будет здесь завтра утром; лишь бы удалось убедить этого надутого осла, что он способен извлечь выгоду из создавшегося положения. Порой он падал духом — емуначинало казаться, что всё вокруг угрожает его свободе действий: вдруг в очередном припадке болезненного раздражения надумает вмешаться Лоринг или местные белые полезут, куда их не просят, а то еще и инспектор, как всегда, побоится принять решение, за которое надо отвечать; не говоря уже о более серьезных трудностях: наверху могут решить, что дело чересчур рискованное и его надо запретить вовсе или заняться им на более высоком уровне — в любом случае Томас останется ни с чем. Но порой он чувствовал, что как раз обилие помех и подстегивает его и, кстати, на худой конец, может послужить оправданием неудачи.

Он пил послеобеденный кофе в гостиной, когда к нему подошел Лоринг.

— Ну как? — сразу спросил Лоринг, искоса пытливо поглядывая на него сквозь облачко дыма, неизменно клубившееся над аккуратным, белокурым пробором.

Томас пожал плечами.

— Вы, может, не назвали б это успехом, но…

— Знаете, что случится, если вы не будете остерегаться?

— Что?

— Вы так глубоко влезете в эту историю, что она вас погубит. — Лоринг забарабанил пальцами по столу; такая перспектива, видно, искренне его радовала. — Вы считали, что сумеете воспользоваться случаем; смотрите, как бы не воспользовались вами…

— Почему вы так думаете? — Томас старался говорить спокойно.

— Да потому, что вы вполне представляете себя на месте этой сволочи, вот почему. Я понял это сегодня, когда вспоминал, как вам удалось добиться моего согласия. Вы считали одним из своих преимуществ, что понимаете этого парня. А кончится дело тем, что вам не захочется, чтобы он получил заслуженную кару: это будет почти то же самое, как если бы все случилось с вами.

— Неглупая мысль, — небрежно согласился Томас, — по правде сказать, даже чересчур умная.

— Возможно. Но для вас важно и другое. Желание выбиться. Вы родную мать не пожалеете, лишь бы вернуть себе положение, правда ведь?

Он понимал, ни в коем случае нельзя отвечать на этот ничем не спровоцированный выпад. Он усмехнулся неловко, словно по ошибке перехватил чью-то чужую улыбку, и старался не замечать решимости Лоринга найти повод — любой повод, чтобы излить закипающую злобу. И вдруг понял, почему его так странно влечет к этому человеку. Дело вовсе не в каком-то свойстве характера, которое манило его своей неуловимостью. Он просто боялся Лоринга — вот и все. Лоринг мог смешать его с дерьмом. И теперь, осознав истинную причину своего интереса к Лорингу, опасался, как бы одним Неосторожным движением не ввязаться в настоящую драку. С унизительным страхом он уже видел себя избитым — Лоринг был ниже ростом, зато сильнее, — и заискивающая улыбка застыла на его лице явным знаком малодушия, которое он не смел отрицать.