Выбор оружия - [2]
«Выбор оружия» — сложная книга. Это не только роман о Малайе, хотя обстановка колонии изображена во всей неприглядности. Это книга о классовой борьбе и ее законах в современном мире. Это книга об актуальной для английской интеллигенции проблеме «коммитмент», высшей формой которой Эш считает служение революционным идеям.
С точки зрения жанровой — это прежде всего роман воззрений. Сквозь контуры авантюрной фабулы проступают отточенные черты романа-памфлета, написанного в форме спора-диалога. А спор здесь особенно интересен потому, что участники его не бесплотные тени, а люди, написанные сильно и психологически убедительно. Их взгляды проверяются в романе жизнью в чрезвычайно драматических обстоятельствах.
С. Майзельс
Часть первая
В морщинках вокруг прищуренных глаз застаивается пот и туманит стекла старенького бинокля времен первой мировой войны; на лицо свисает мокрый рукав — тряпка, пропитанная солью; сквозь него узкая долина, известковые утесы, раскаленное небо — все кажется затянутым красновато-черной муаровой мглой. Веки плотно сжаты, точно спешат продлить благословенный отдых, миг — и вот уже глаза снова открыты навстречу кинжальному блеску реки. Древняя усталая река, такая неуместная среди своевольных обрывов, омоложенных недавним геологическим сдвигом, лениво перекатывается от стены к стене, вьется меж невыветренных скал, их причудливые башни там и сям выступают из плоских рисовых полей и парят, невесомые, на дрожащих волнах зноя… Стекла вновь прижаты к глазам, горячий от солнца металл обжигает кожу, наморщенный лоб словно гонит волю в крошечные окуляры: надо во что бы то ни стало пробиться сквозь слепящий свет и разглядеть.
— Видишь?
— Нет еще.
В поле зрения попадает кучка свайных хижин у края воды, между ними полосы наносной земли; локти так и врастают в каменный выступ, от напряжения побелели суставы пальцев, и вот теперь, кажется, он различает этот желтый лоскут на веревке между бамбуковыми шестами. Еще раз вглядывается.
— Есть. Все в порядке. Как только стемнеет, можно спускаться.
Извиваясь всем телом, он ползет с насиженного места вниз: больно жжет неостывший камень, мелкие кристаллы на поверхности скалы неистово сверкают. Солнце нещадно жалит затылок, такое чувство, что волосы начинают тлеть.
— На.
Спутник протягивает ему старую шляпу — колышутся заткнутые за ленту пучки травы, — он с благодарностью надевает ее. Затем оба ползут обратно на отлогую полянку, в густой подлесок, такой гладкий, точно весь лес залили расплавленным стеклом и оно так и застыло, — туда, где тень от взлохмаченных кустов укроет от слепящего света; но от зноя — весомого, зримого, невидимыми тисками сжавшего каждый лист — нет спасения и здесь.
Остальные трое уже расчистили место, скосили траву дарами парангов и растянулись под огромным деревом: оно как будто оцепенело в попытке вырваться из ядовитых колец лиан, обвивших его корни.
Один из лежащих поднимает голову. Не ухмыляется он только, когда разговаривает; веселый оскал обнажает золотой зуб спереди, и кажется, что это былое роскошество навеки обрекло его на хорошее настроение.
— Ну как? Все в порядке?
— Да, спустимся, как только стемнеет.
— Вот и хорошо, — пробормотал самый младший. — Надеюсь, там найдутся сигареты.
Фрир сдвинул шляпу на затылок и медленно откинулся на локтях, с удовольствием расслабив тело; все-таки он сумел вывести их из чащи прямо к этому месту. Он слегка улыбнулся. А ведь его беспокоило, удастся ли. Он понимал, что самое главное — делать вид, будто прекрасно знаешь этот необычайный край — джунгли, границы которых сжимались с наступлением сумерек и раздвигались, когда ночь отступала. Анг, вместе с ним рискнувший выползти на палящее солнце, наверняка замечал, что порой на едва заметных развилках Фриру не хватало компаса; но для Анга, пожалуй, важнее, сумеет ли Фрир завоевать уважение отряда.
Может, найдутся и сигареты, — согласился улыбчивый Тек. — Зато свежая речная рыба есть наверняка, а может, и сладкие лепешки. Я как-то ел там очень вкусные лепешки. Ведь наш Лин, по-моему, считает, — тут он рассмеялся, — что еда — это способ почаще гнать нас вон из лагеря. Люди на все согласны, лишь бы сбежать от его стряпни.
Но ты не потому просишься в любую разведку! — сказал Кирин. Он был самый старый из пятерых и с годами научился экономить силы, что придавало какую-то величавость его движениям. В сочетании с наставительной манерой говорить это делало его похожим древнего мудреца. — Причина совсем другая.
— Ты намекаешь на мою храбрость, — кивнул Тек, — мое бесстрашие в боях с зелеными куртками.
— Как бы не так, — насмешливо подхватил Тину. — Все знают, что ты готов хоть в рабочий отряд, лишь бы не ходить на уроки чтения и письма.
— Но раз уж я тут с вами, — добавил Кирин, подмигнув Фриру, — тебе не придется отставать от других.
Я могу на каждом привале показывать тебе по несколько иероглифов.
— Вряд ли Мэтт позволит. Он хочет, чтобы у меня была ясная голова, когда ему понадобится совет, как лучше провести его план.
— План не мой, — Фрир пожал плечами. — Раз комитет разработал операцию, план уже не принадлежит никому.
