Выбор натуры - [25]

Сараев не знал, что ответить. А и в самом деле, кто он: разведенный или вдовец? И чтобы избежать расспросов ответил, что сейчас не женат. Нет, детей нет. Тамара Матвеевна грустно и сочувственно улыбалась. Сараев смущенно улыбался в ответ. Из-за ее чрезвычайно короткой стрижки, да еще и в сочетании с яркой косметикой, у него было ощущение, что он нечаянно застал ее врасплох, без парика, и она сидит теперь перед ним как будто не совсем одетая.

Вошла Настя, поставила блюдо с селедкой и вышла.

После второй рюмки наступил черед Сараева расспрашивать Тамару Матвеевну об ее семействе. Оказалось, что Павел давно не плавает (этот момент Сараев при первой встрече с ним упустил), сейчас в очередной раз ищет работу. Настя поет в церкви. Тамара Матвеевна – повариха в школе.

– Знаете, – сказала она, – а я ведь тоже с детства тянулась к искусству, у меня голос был хороший, в самодеятельности участвовала. Но с самого начала решила так: главное, чтобы дети всегда были сыты. Поэтому всю жизнь поближе к еде – буфеты, столовые и всё в таком роде. Вот Настя в меня, поёт. Пока в церкви. Дальше видно будет.

– А Настя верующая? – спросил Сараев.

– В разумных пределах, – загадочно ответила Тамара Матвеевна. – Чего тебе? – строго произнесла она, глядя мимо Сараева.

Повернувшись, он обнаружил на пороге комнаты человека лет шестидесяти, в спортивных штанах и футболке с длинными рукавами. Мужчина стоял, подперев плечом дверной косяк, сложив на груди руки, и с сонной задумчивостью смотрел не столько на них, сколько просто перед собой.

– Я спрашиваю: тебе что-то надо? – еще строже повторила Тамара Матвеевна.

Не ответив на кивок Сараева, мужчина пожал плечами, развернулся и исчез за портьерами

– Вы уж извините, что мы вас так немножечко нахрапом сюда затащили, – повернувшись к Сараеву, продолжила Тамара Матвеевна. – Уж очень хотелось повидаться…

– Нахрапом?

– Ну да. Настю подослали. Она у нас бойкая, вон даже разбудила. Небось сказала: «Вставайте и поехали».

– Да, что-то вроде этого.

– Она такая. – Поднявшись, Тамара Матвеевна принялась оглаживать со всех сторон платье. – Вот так и живем. Видели, какой у нас тут медвежий угол? Бывало, как выключат свет на неделю, так уж и не знаешь, что думать. Даже и не верится, что это Одесса. Лисы так и шастают. Говорят, даже волка видели… Как вы думаете, могут быть здесь волки?

Сараев пожал плечами.

– Ну, ничего, с волками мы как-нибудь справимся, у нас и фамилия такая, а вот где наши детки?.. Да! а еще у нас здесь есть мухи цеце – совсем забыла…

И тут произошло удивительное: мужчина, которого буквально пару минут назад так неласково встретила хозяйка, вдруг бодро и решительно шагнул в комнату, но уже в шинели, в брюках с широкими красными лампасами, с фуражкой в руке и без малейших следов сонливости. Что значит военный человек! – восхитился Сараев такому стремительному перевоплощению. К тому же его весьма поразил сам вид человека в генеральской форме в этом, как выразилась только что Тамара Матвеевна, медвежьем углу. Это было так же неожиданно, как если бы в комнату вошел фламинго или тигр. На этот раз вошедший коротким кивком поприветствовал Сараева и обратился к хозяйке: «Можно тебя на два слова?»

– Ты уходишь?! – горько воскликнула Тамара Матвеевна. – Подожди, ну а как же…

– Не могу. Командующий прибывает. Только что позвонили, – ответил военный и кивнул ей в сторону выхода. – На минуту…

Тамара Матвеевна кинулась за ним из комнаты, и из-за портьер было слышно, как она спросила: «Когда же ты вернешься?», а военный ответил: «Не знаю. Завтра».

Ожидая за накрытым столом возвращения хозяйки, Сараев вспомнил, что за всеми хлопотами – сначала с Наташиной уборкой, потом с поездкой сюда – с самого утра ничего не ел. Он взял из вазочки маслину, забросил её в рот и, откинувшись на спинку стула, сложил на груди руки. После двух выпитых рюмок ему здесь даже нравилось. Всё, что он перед собой видел, – стопки и фужеры, наклонно стоявшие на складках крахмальной скатерти, селедка в селедочнице, а не в обычной тарелке, люстра со стеклярусом, цикламены на подоконниках, плотные портьеры, керосиновая лампа, предусмотрительно выставленная на буфете… – всё это, теша глаз и сладко баюкая душу, свидетельствовало о надежном, из года в год поддерживаемом уюте. Растроганный Сараев взял еще маслину и, прислушавшись, замер. Его поразила установившаяся вокруг тишина. Ни откуда не доносилось ни малейшего звука. Как будто все обитатели квартиры вдруг забыли о нем и разошлись по комнатам или вообще ушли из дома.

 

 

XVII

Убийволки

Наконец послышались голоса, и все трое – Тамара Матвеевна, Настя и хромающий, опирающийся на материнское плечо Павел вошли в комнату и расселись за столом.

Тамара Матвеевна велела сыну разлить водку и обвела всех хитрым веселым взглядом. Потом прильнула к Павлу, поворошила ему волосы и поцеловала в щеку.

– Ну что, за именинника? – сказала она. – Давай, Павлуша, за тебя! И пусть все, о чем тебе мечтается, к тебе придет наяву.

Сараев, с самого начала подозревавший, что болезнь Павла была только предлогом, изобразил сначала удивление, потом огорчение, и попенял хозяевам за то, что вот он ни с того ни с сего получает дорогие подарки, а на день рождения приезжает с пустыми руками.