– Поверь, Фабиан, никакая я не героиня! Сегодня я действовала инстинктивно. У этого малыша вся жизнь впереди, и если бы с ним что-то случилось, родители страдали бы до самого своего последнего вздоха!
– Так, как ты, поступили бы немногие. Ладно, сейчас тебе надо отдохнуть и прийти в себя, а через пару дней я покажу тебе все достопримечательности, которые мы не успели осмотреть сегодня. Согласна?
– Тогда постараюсь немного поспать, – пробормотала Лаура.
Она положила голову на подушку, и Фабиан заботливо поправил одеяло.
– Врачи сказали мне, что завтра на твоем бедре появятся синяки.
– Они заживут, Фабиан, не, расстраивайся. Обещаю, больше никакого геройства в оставшиеся дни нашего отдыха.
– Имей в виду, я буду настаивать на выполнении этого обещания! Теперь – спать, а я буду рядом.
На следующее утро на бедре у Лауры расцвел огромный синяк. Поле ушиба напоминало красочную карту мира, и она понимала: чтобы это исчезло, потребуется время.
Несмотря на все случившееся, Лаура спала как младенец и проснулась в огромной кровати в залитой солнцем спальне в одиночестве. Но ночью она была не одна.
Настояв, чтобы она поскорее заснула, Фабиан скоро сам присоединился к ней. Он держал ее в своих объятиях практически всю ночь. Лаура испытывала внутреннее волнение, сознавая, что он не собирается заниматься любовью, проявляя заботу о ней и не поддаваясь собственным интимным желаниям, которые немедленно бросали их в объятия друг друга при малейшем провокационном движении.
Неужели вся эта забота исходила от мужчины, который так гордится своей невозмутимостью?..
Глядя в зеркало, Лаура нахмурилась. Что теперь? – мысленно спросила она у себя. И не зная ответа, резко отвернулась.
– Кто эта красивая женщина?
Изучая фотографию яркой брюнетки в вечернем наряде, Лаура пришла к выводу, что она ничем не отличается от эффектной кинозвезды шестидесятых годов.
– Это моя мать, Юфимия.
Фабиан ничего больше не сказал, продолжая читать газету, и у Лауры упало сердце. Она отметила, что в квартире совсем мало фотографий. Он был для нее как закрытая книга. А ей так хотелось узнать о нем больше, о том, как он жил до знакомства с ней.
– Ты ничего не расскажешь мне о ней? – спросила Лаура, слыша, как колотится у нее сердце.
Газета медленно опустилась, и появились нахмуренные брови Фабиана.
– Что бы ты хотела узнать?
С внезапной решительностью Лаура обвела пальцем изящную рамку, в которую была вставлена фотография.
– Ну, что это была за женщина? Насколько близки вы с ней были?
– Она была доброй и чуткой, возможно даже слишком, и преданной своему сыну, то есть мне. Но она не была такой сильной женщиной, как ты, Лаура. Чудо, как она выживала, будучи замужем за моим отцом. Когда после простуды у нее началась пневмония, а мне тогда было десять лет, я понимал, что она умрет.
– Как это горько так рано потерять друг друга! – Лаура могла только представить, как переживал десятилетний мальчик, утратив в таком нежном возрасте обожавшую его мать и оставшись с отцом-тираном. – Мне кажется, ты очень сильно любил ее.
– Что еще ты хотела узнать?
Хоть он и задал этот вопрос, но по его голосу Лаура поняла, что Фабиан не собирается вот так легко делиться личной информацией. Она почему-то рассердилась.
– Пожалуйста, не отгораживайся от меня, Фабиан. Я знаю, ты не веришь эмоциям и считаешь, что они могут только вводить в заблуждение, но я очень хочу узнать тебя лучше. Разговор о прошлом может быть болезненным, я знаю, но… от этого можно исцелиться. Страх не дает тебе любить… Но если ты все-таки позволишь себе любить, это изгонит страх. Ослабь хоть немного свою защиту ради меня. Я обещаю никогда не манипулировать тем, что ты расскажешь мне, и не использовать это против тебя.
Все утро Фабиан тайком наблюдал за ней. Лаура немного прихрамывала, и он понимал, что она испытывает боль, хотя и тщательно скрывает это. Лицо ее оставалось спокойно.
Теперь Фабиан ощущал себя мишенью для сотен крошечных, но смертельных стрел, нацеленных на выявление тех чувств, которые он всегда охотно презирал, убеждая себя, что ему абсолютно чуждо все, кроме плотского желания и, возможно, иногда дружбы с женщиной. Лаура сейчас подвергала сомнению эту уверенности, и Фабиан с трудом сопротивлялся могущественной волне чувства, которая зрела внутри.
Он, встал со своего места и подошел к ней. Взяв у нее из рук фотографию в рамке, осторожно поставил ее на место на комоде. Глядя на прекрасное лицо матери и вспоминая о том, что ему пришлось пережить, когда ее не стало, он снова спрятался за хорошо знакомой ему железной защитой.
– Ты очень взволнована, тебе это, вредно после всего случившегося вчера. – Фабиан коснулся ладонью ее прохладной бледной щеки и заметил, как она поморщилась, как будто его прикосновение было неприятно ей. Фабиану стало тревожно.
– Взволнована? – У Лауры вспыхнули глаза. – Потому что я прошу тебя быть человеком, а не… а не этой непроницаемой скалой, которую ты так старательно изображаешь?
– О чем ты?
– Но ты же не из стали сделан, Фабиан! Ты, как и все, из плоти и крови!
– К чему ты все это говоришь, Лаура? – Фабиан схватил ее за хрупкое запястье и почувствовал, что теряет самообладание. Ее слова попали в точку, и ему это не понравилось. – Похоже, ты требуешь того, что мы не оговаривали в нашем соглашении. Почему?
