Выбор и путь. Заметки о современной прозе - [20]

Золотое руно? Естественно, это шкура обычного барана, только ходил ее облада­тель по улице златокузнецов замечатель­ного города Вани, а каждый, кто проходил по этой улице, покрывался золотой пылью и становился похож на статую, а потом с удивлением рассматривал себя, статуеобраз­ного, в зеркале, специально установленном не чуждыми тщеславия мастерами. Развен­чивается легенда о руне, но тут же создает­ся новая — о златокузнечной улице. Такова поэтика романа, вовсе не чуждающегося гиперболы, щедро использующего символи­ку, скептичного по отношению к конкрет­ному мифу, но не к мифотворчеству вооб­ще.

Роман написан поэтом, это чувствуется сразу: «В этот самый день море наконец, после долгого колебания, решилось и отсту­пило на шаг от города. То был первый шаг — и самый трудный; дальше все долж­но было пойти само собой. Да и кто мог удержать море? Даже если бы все жители Вани от мала до велика вцепились в него, оно все равно ускользнуло бы, ибо никакая сила не может противиться тому, что замыс­лила природа»... и т. д. Наверное, от поэти­ческих опытов автора философская сосре­доточенность тона, буйство метафор, интен­сивность красок. И еще присущая поэтиче­скому сознанию убежденность, что чудеса нужно принимать «просто так», на веру, не пытаясь рационально объяснить их. Убежденность эта в немалой степени «дер­жит» повествование о людях античности, с немалым простодушием неофитов откры­вающих для себя все сущее.

Волшебен пышный, цветущий сад Дариачанги: достаточно сломать хоть одну ветку, как он исчезает с лица земли (что и проис­ходит в конце концов в городе, неспособном противиться злу). Но именно в этом саду гуляет со своими рабынями царская дочь Медея — сначала робкая девочка, а затем осознающая себя женщина, чье пробужде­ние написано с реалистической, плотской выразительностью.

Роман лишен величественной холодноватости мифа, на страницах его кипят земные, человеческие страсти. В столице колхов любят, ненавидят, плетут интриги, пьют ви­но, сражаются с предельной отдачей сил. Герои романа — цельные натуры. Они знают, что есть судьба, противиться которой нель­зя, но чье предначертание нужно выполнять с достоинством и спокойным мужеством. Так осуществляет свое жизненное предназ­начение Медея, с видимым спокойствием уходя за искателем золотого руна Ясоном. Так продолжает свое пребывание на земле грозный воин Ухеиро, став беспомощным инвалидом. Так стремится жить Фрике — один из самых противоречивых и трагичес­ких героев романа: когда он был мальчиком, царь Минос отправил его в Колхиду с тай­ной миссией — пустить в среде колхов ино­земные, греческие корни, чтобы изнутри расшатать цветущее государство. Расчет Миноса оказался дьявольски безошибочным. И Фрике, женившийся на дочери царя Аэта Карисе, и его сыновья бредили землей пред­ков и поневоле стали предателями прию­тившей, давшей им жизнь и силу земли...

В романе немало таких мировоззренчес­ких, философских парадоксов. Впрочем, не так уж редко это парадоксальность кажу­щаяся. Просто писатель берет большое и важное понятие и старается посмотреть на него с разных точек зрения. Он напоминает об относительности многих истин, что вовсе не отменяет насущной необходимости до­бывать, искать, отстаивать истину. Через многие испытания проходит Фарнаоз, сын увечного воина Ухеиро, каменотес и фило­соф, жаждущий справедливости. Принимая мученическую смерть, он в последнее мгно­вение видит на земле колхов сверкающий сад Дариачанги, возвращенный из небытия, волшебный, вечно плодоносящий, готовый принадлежать добрым и мужественным лю­дям сад.

Лучезарный «хэппи энд», правда, был бы неуместен в такой прозе. Многие вопросы, поставленные писателем, мучительны. Он менее всего способен удовлетвориться по­верхностно-оптимистическим отношением к человеку, человеческой истории, человечес­кой способности творить добро. Хиреет не­когда славный город Вани, подчинившийся жадному и тупому властителю, рушатся нравы, приходят в упадок ремесла. Из жиз­ни колхов уходят радость и вера, и этот распад описан пером поистине безжалост­ным. Ведь только ребенку, бросившемуся с высоты на землю, дано напомнить об из­вечной страсти человека к свободному по­лету, страсти, которая тлела в самой глуби­не душ жителей Вани. Если это и напоми­нание о неисчерпаемости человеческого ду­ха, то напоминание яростное и далеко не добродушное.

В романе, почти лишенном диалогов, ав­тор постоянно держит нас «включенными» в свои размышления и эмоции. Читать кни­гу — нелегкий труд, а это не всем может показаться достоинством.

Это повествование, неспособное опустить­ся до снисходительности к человеческим слабостям, буквально восстает против уны­лой и разъедающей душу житейской фило­софии прагматиков и конформистов, которые всегда готовы воскликнуть: «Что проку в добродетелях одного человека!» Роман определенно за таких, как Фарнаоз, идеалистов и романтиков, презирающих жи­тейские блага, даже если они одиноки и платят жизнью за преодоление стадного чувства. Есть невеселая ирония в том, что Фарнаоз словно бы по ошибке становится мучеником и героем, возносящимся над толпой, но есть и вера в способность человека подняться, встать над самим собой в мо­мент, когда приходится доказывать право называться человеком.