Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов - [197]

Времени было мало, трудностей много, могла начаться война, а коммунизм все еще далеко. Иллюзия возможности большого скачка с легкостью прельщала людей, привыкших во времена Гражданской войны и военного коммунизма к кавалерийским атакам и предвкушавших новый Иерусалим, который, как казалось, уже где-то здесь, за углом». А реальность нэпа была далека от ожидаемого.

«Тянет на воздух, но „на воздухе“ убийства, грабежи и ад музыкально-вокальных звуков. Поют и играют в домах, на бульварах, во дворах, и больше всего — в бесчисленных кабаре, кафе, „уголках“, ресторанах, чайных, столовых; в наших местах у Сухаревой по Сретенке в каждом доме какое-нибудь „заведение“, а по переулкам „самогон“. Самогон распивочно, самогон на вынос (4–5 млн бутылка)… На Кузнецком мосту и в Рядах, или на Тверской, на Петровке завелось много магазинов, по роскоши обстановки и товаров мало чем уступающих довоенным… На каждом шагу можно встретить и шикарную женщину, и франта по-европейски. Откуда-то явились и жирные фигуры, и красные носы. В газетах тысячи реклам о пьяных напитках, о гастрономии и об увеселениях самого легкого жанра. По содержанию этих реклам видно, что существует теперь и Яр и Стрельна, и всякие шантаны, только разве не под прежними названиями. Новые-то, пожалуй, оригинальнее. Что-то вроде „Не рыдай“, или „Стоп-сигнал“. Недавно разбирался процесс о содержательницах домов терпимости.

Значит, все „восстановилось“. И стоило огород городить?» — такой виделась советская действительность лета 1922 г. глазами пожилого москвича-служащего.

(Окунев Н. П. Дневник москвича (1917–1924). Париж, 1990. С. 547).

Но дело было не только в этом. Мечта о «большом скачке» выражала и высвобождала потаенные амбиции нового поколения партийных активистов, которые вышли на арену слишком поздно, чтобы иметь революционные заслуги. Не было у них и достаточного образования, чтобы стать «спецами». Бравая армия сторонников и почитателей Сталина, партийцев низшего и среднего звена состояла в основном из крестьянских детей, рекрутированных через военную службу или комсомол. Ее типичный представитель — деревенский парень, выдвинутый комсомолом и не желающий после службы в армии возвращаться к повседневной канители в отцовском хозяйстве, имеющий лишь несколько классов школьного образования и овладевший минимумом марксистских фраз, но обладающий энергией и смекалкой.

Они были молоды, решительны, не очень грамотны и очень болезненно это переживали. Люди с таким складом ума больше всего ценят лояльность, послушание, строгий порядок и простые решения. Кроме того, революционный подъем только начинал достигать самых глухих уголков огромной страны и зажигать молодые сердца огнем нового мессианства и больших надежд. Наибольшее неудовольствие молодых кадров вызывали крестьяне (как им казалось, тупые и неповоротливые) и интеллигенты (слишком заумные). Чтобы повысить авторитет страны и самим продвинуться, им нужно было подчинить себе первых и заменить последних «верными товарищами» (в том числе из собственных рядов). Каждый уволенный «спец» или «вычищенный» «старый большевик» — это еще одно место на вершине власти, прежде недоступное. Сталинизм, по словам того же исследователя, для многих «был не столько капитуляцией перед страхом, сколько политической установкой, истинность, равно как и личная выгода которой ощущались интуитивно. Сочетание жесткого радикализма, всеобщего повиновения и карьеризма сформировала новые кадры коммунистической партии, новый тип социальной мобильности и новую политическую иерархию для будущего СССР».

Столкнувшись с новым политическим руководством, Чаянов изложил в полном объеме свои соображения относительно будущего советского сельского хозяйства в книге «Теория сельскохозяйственных кооперативов» в 1927 г. Основная его идея состояла в следующем. Чаянов был согласен с тем, что крестьянское хозяйство и сельское общество СССР конца 1920-х гг. нуждались в реконструкции. Он соглашался и с формальными целями сталинской программы коллективизации, но предлагаемые методы считал неверными по всем параметрам. В соответствии со сталинской схемой увеличение размеров и механизация производственных единиц должны были гарантировать достижение высокой производительности труда и благосостояния на селе, а социальная справедливость и равноправие должны были наступить с уничтожением класса сельских эксплуататоров, т. е. кулаков.

Чаянов же утверждал, что укрупнение производственных единиц не ведет с необходимостью к росту сельскохозяйственного производства. Развивающееся общественное разделение труда в основном «принимает форму выделения и специализации какого-либо его аспекта и занятых в сельском хозяйстве при возможном избирательном увеличении размера производственной единицы и капиталовложений, отражая тем самым наилучшее использование ресурсов — „вертикальную“ сегментацию, соответствующую дифференциальным оптимумам». В то же время укрупнение всех производственных единиц может снизить продуктивность в целом. «Только большое» так же плохо, как и «только малое», если речь идет о сельском хозяйстве. Кроме того, для крупномасштабных хозяйств, созданных в одночасье, на местах не нашлось бы руководителей, способных ими управлять, управленцев пришлось бы «импортировать», они не имели бы корней и специфического знания местных условий. Они были бы также полностью зависимы от государственного аппарата — бюрократического, чужеродного и репрессивного. Маловероятно, что эти новые управленцы на местах были бы в меньшей степени эксплуататорами, чем прежние «мироеды-кулаки». Крестьянское сопротивление политике и декларациям, противоречащим их собственному повседневному опыту, было бы ожесточенным и разрушительным для сельскохозяйственных ресурсов, которые коллективизация якобы стремилась приумножить.