Найор один…
Роса течет с лепестков по щекам, цветы холодные, обмякшие, повторяют линии тела солдата, плоть как мрамор, мертвый гигант под ногами как пьедестал.
…Болото времени вязкое, ни всплыть, ни утонуть. Суставы, мышцы, кости будто в оковах льда, слышны двигатели крейсера, топот бойцов, Ила-Д-17.
– В строй, Най-3!
Сознание всплывает за глотком мыслей, но мысли горькие, ядовитые, удушливые… Нет, обратно, вниз! На дно…
– Най-3, в строй!
Цветы наливаются тяжестью, будто каменные, свинцовые, стальные, вот-вот раздавят… Скорее бы…
– Приказ старшей по званию! – Голос бьет не только со спины, но и сквозь чип, мозг будто в тисках. Забыться бы, но в покое не оставят, хоть разденься догола, сдай вещи, убеждай в своей непригодности, умоляй, – бесполезно. Отправят в ремонт. Модифицируют.
– Выполнять!!!
Ослепительная боль…
Тьма оттаивает медленно, обнажает линию за линией…
Найор в криокамере, белые струи газа охлаждают тело. Костюм, лучемет и бол в прозрачной кабинке.
Впереди грузовой бокс крейсера, темнеет гора плоти мертвого гиганта, вокруг плавают болы-диагностики, сверкают лазерами. У стен две шеренги бойцов, как статуи, тускло мерцают сегменты брони, груди выпячены, руки по швам, на плечах лучеметы и болы. Головы покорно опущены, глаза скрыты под чернотой шлемов.
В центре как шпиль Ила-Д-17. Вместо кожи – наносталь. Серые локоны впиваются в плечи, грудь, талию, спину, бедра, по волосам пульсируют наниты. На стальном лице красная полоска визоров, щели динамиков.
– Сломался, Най-3, – жужжит Ила-Д-17. – Тебя починят и модифицируют.
Тело почти в криосне, тяжелые комья крови еле ползут, давят друг друга, переваливаются. Бол такой же спящий, беспомощный, зависимый от чужой воли.
Остатки мыслей текут в передатчик, губы шевелятся:
– Код… 30… – Взгляд на Илу-Д-17. – Атака.
Сенсоры бола мерцают, антигравы медленно белеют, гудят, но тут же все гаснет, стихает.
– Выполнять!!! – шипит Най-3, в голову бьет боль, встревоженная криокамера дышит холодным газом сильнее, чаще, впрыскивает ингибиторы.
Бол вспыхивает, ревет как турбина, дрожит, между колец, что бешено крутятся, льются, как пот и слезы, искры… Треск. Бол меркнет, глохнет. Теперь это хлам в облаке дыма, белого как газ криокамеры.
Голос Илы-Д-17:
– У болов запрет на атаку своих.
Бол… Верный друг, столько раз кидался под обстрел, спасал жизнь, такой долг не вернуть и за тысячу лет. Верный друг подвел лишь сейчас… В ушах, как тромб, яростное «Выполнять!!!». Тошнит от презрения к себе. Сердце ломает ребра, грудь шумно вдыхает горький воздух, выдыхает жар, криокамера в панике вопит.
– Тихо, Най-3, – монотонно вещает Ила-Д-17. – Ты послужил хорошо. Добытый образец поможет изучить новую расу быстро, чтобы вскоре подчинить. Высшее командование приказало наградить тебя классом Д.
…Найор видит осевшего на колени, склонившего голову солдата в лиловых цветах, орет «Выполнять!!!»…
Данные криокамеры: пульс, дыхание, уровень гормонов, частота сигналов мозга – падают до нормы погружения в сон. Камера успокаивается, газ течет мягкими пушистыми облаками.
«Разумы, услышьте меня, – думает Найор. – Ответьте, разумы».
Мысль одна и та же, раз за разом… как волны, спокойные, мерные…
«Мы слышим, разум», – отвечает мысленный голос, прохладный, ясный… Тот самый, что сказал: «Мы убиваем разум, если он сам это выбирает».
Найор оглядывает всех. Рядовые солдаты подчиняются приказам Илы-Д-17. Ила-Д-17 подчиняется приказам того, чья ступень модификации еще выше. Ни одного разума. Почти.
«Я выбрал».
Тишина… приходит ответ:
«Когда разум жив, это счастье».
Крейсер пронзают лучи, синие как глаза гигантов. Киборги горят, корчатся, скукоживаются как пауки, Ила-Д-17 воет, ее режут чаще, динамики рвутся на серые полужидкие осколки.
Лучи вылетают из груди Найора, тело вспыхивает, расщепляется на атомы.
«Когда разум умирает, это скорбь».
Расцветают взрывы – пышные оранжевые розы на великом празднике.
«Когда разум умирает, чтобы стать живым, это…»
Сознание летит в белоснежный космос.
«Выбирай сам, разум».
