Выбери меня - [25]

— Что именно требуется доказать? — оживился Мелешко. Слова старухи его заинтриговали.

— Что газ из колонки не просто так утек, — как о чем-то само собой разумеющемся сказала вахтерша. — Она это! Голову свою седую на отсечение дам — она попортила. Мать-то его спичку поднесла, а все как рванет!.. От квартиры головешки одни остались. Ну и матушка, сами понимаете… В закрытом гробу ее схоронили.

— Давно это произошло? — деловито спросил Андрей.

— Да считай месяца три назад, — задумчиво проговорила старуха. — В начале лета этот ужас на него навалился. Он совсем сюда перебрался, квартира-то для жилья стала непригодная. Так ведь эта кошка драная не стеснялась после этого сюда на ночь приходить. Уж я Юрию Николаевичу и так и этак намекала, что не пара она ему. Ничего слушать не желал. А сам усох весь, почернел. На этаж свой словно старик подымался. Эта мадам явно на квартиру его глаз положила, да вот, видать, не рассчитала…

— Для того чтобы обвинять человека, требуются серьезные основания, — осторожно проговорил Андрей. — Может быть, вы ошибаетесь?

— Я редко ошибаюсь. — Екатерина Семеновна поджала губы и стала помешивать ложечкой в чашке.

— Ну хорошо. — Андрей вздохнул. — А как бы с этой дамочкой повидаться? Кто она, где обитает?

— А я почем знаю? — Вахтерша передернула плечами. — Адреса ее у Юрия Николаевича я не спрашивала. Зачем мне ее адрес?

— Может быть, вам известно, где она работает?

Старуха фыркнула.

— Нигде она не работает! Птичка божья не знает ни заботы, ни труда. Финтифлюшка.

Мелешко закатил глаза.

— А зовут-то ее как, знаете?

— Ксаночка, — прошипела Екатерина Семеновна и символически сплюнула. — Меня всю аж передергивало, когда он, бедный, так ее называл. «А Ксаночка моя еще не приходила? Если Ксаночка придет, вы ей, Екатерина Семеновна, препятствий не чините!» Это потому, что я за вахтой строго слежу и всяких пускать не обязана. Совсем ослеп он от любви. Если б глаза открыл, увидел бы, что она за жучка. Это каждый видел, кроме него.

— Как тебе эта душераздирающая история? — спросил Андрей, когда Александра вырулила на проспект с узенькой улочки, на которой находилось «элитное общежитие». — Не слишком ли много наворотов? Хищница Ксаночка, устраивающая взрыв в квартире своего возлюбленного, возлюбленный, медленно угасающий от болезни и горя и в конце концов аккуратненько застреленный в висок, приют, похожий на приличный отель… Прозорливица баба Катя, умеющая отличить гадюку от обычной женщины и отводящая при некоторых скользких темах свои подслеповатые глазки, как будто совесть у нее не чиста… Не нравится мне все это. А ты что думаешь?

— Я? — растерянно пробормотала Саша. — Я не знаю… Но лично для меня эта история многое объясняет. Тот странный тип, Юрий, — заметь, ни отчества, ни фамилии он не назвал, — был похож на человека, которого постигло несчастье. С другой стороны, мне кажется, что следует пригласить на опознание кого-нибудь из персонала приюта, пардон, элитного общежития. Знаешь, лица покойников… они очень от лиц живых отличаются. Ты обязательно кого-нибудь еще пригласи.

— Приглашу, — строго сказал Мелешко. — Не учи ученого.

— Я не учу, — громко вздохнула Саша. — Я думаю. Мой вчерашний Юрий сказал, что оказался в приюте по вине своего бывшего друга Полуянова. Его слова можно было понять только так: он живет в этом приюте. А теперь оказывается, что он был там директором.

— Одно другому не мешает, — усмехнулся Андрей. — Тебе же сказали — жить ему после взрыва было негде.

— Но при чем тут Полуянов? Не понимаю.

— Попробуем поработать с Полуяновым, — утешил ее Андрей. — Может быть, чего и нарисуется. И в приюте надо поработать. Родись я не в России, мне бы и в голову не пришло удивляться, что старики и инвалиды живут в таких шикарных условиях. Но так уж получилось, что мы, Сашка, выросли в России. И «элитный» приют сразу навевает мысли о криминале. Да?

— Иногда по этому поводу мне хочется рвать и метать, — сказала Саша. — Если какое-то учреждение — школа, библиотека, больница, детский дом — содержится у нас в приличном состоянии, мы сразу решаем, что это неспроста, что не обошлось без криминала, какого-нибудь тайного, небескорыстного спонсорства. А иностранцу такое и в голову бы не пришло.

— Ну, у нас перед иностранцами много других преимуществ, — хмыкнул Мелешко. — Ты знаешь, например, что российские сотрудники выше всех котируются в Интерполе? Благовоспитанные европейцы и туповатые янки не могут понять логику преступников, поэтому им трудно выстраивать версии и вообще вести следствие. Другое дело — мы. У нас фантазия бьет ключом.

— Ты понимаешь хоть, что ты сейчас сказал? — притворно-возмущенно проговорила Александра. — Ты сказал, что у нас изначально преступное сознание.

Мелешко фыркнул:

— Ничего подобного я не говорил, Сашенька. Я сказал, что мы умнее и рассудок наш не скован примитивными схемами. У нас опыта больше. Ва-аще, типа па-а жи-и-зни.

— Ну да, — нахмурилась Саша. — Типа того… Я не уверена, что это хорошо.

— Это данность, — воспитательным тоном проговорил Андрей. — Это ни хорошо, ни плохо. Другими нам все равно не стать. Но из любой данности можно извлекать пользу. Если у тебя есть мозги, глупо не пользоваться ими. Вот скажи, зачем убили несчастного Юрия Николаевича Костенко? Больного, лишившегося квартиры, похоронившего недавно мать…