Вяземский - [251]

Отсутствие собеседников, с которыми его объединяли бы общие воспоминания, — такова была главная причина того, что с годами князь все больше замыкался в себе. «Перекликаться воспоминаниями последних двух десятилетий» ему оставалось разве что с Федором Ивановичем Тютчевым. «Тютчев не принадлежит к первоначальной нашей старине, — писал Вяземский. — Он позднее к ней примкнул. Но он чувством угадал ее и во многих отношениях усвоил себе ее предания». Федору Ивановичу были, пожалуй, больше всех рады на дне рождения Вяземского, а его стихотворение вызвало бурю аплодисментов…

В точности неизвестно, когда именно познакомились Вяземский и Тютчев. Возможно (хотя и маловероятно), они виделись еще в Москве осенью 1825 года. Вместе провели неделю в Мюнхене в октябре 1834-го. Частое личное общение между ними началось в июне 1837-го в Петербурге, а в 1844-м Вяземский стал в некотором роде «крестным отцом» Тютчева — именно он ввел полуопального тогда дипломата в петербургский свет, всячески его опекал и добился того, что Тютчев быстро сделался «львом сезона». В дальнейшем поэты всегда были рады друг другу и с удовольствием виделись — как в России, так и во время заграничных странствий.

Заочная литературная встреча Вяземского и Тютчева состоялась гораздо раньше — еще в ноябре 1825 года, на страницах московского альманаха «Урания». Тогда Вяземский был уже живым классиком с высочайшей репутацией, Тютчев — автором двух десятков стихотворений. В дальнейшем Тютчев публиковался в альманахе «Галатея», к которому Вяземский относился иронически; тем не менее стихи молодого поэта обращали на себя его внимание. «Тютчев, Ознобишин, от времени до времени появляющиеся в «Галатее», могут почесться минутными Пигмалионами, которые покушаются вдохнуть искру жизни в мертвый обломок», — писал князь в 1830 году в статье «О московских журналах»… Но все же по-настоящему Вяземский открыл для себя поэзию Тютчева только шесть лет спустя, когда князь И.С. Гагарин привез ему из Мюнхена свежие тютчевские рукописи.

До нас не дошли прямые свидетельства того, что молодой Тютчев был знаком с творчеством Вяземского. Но косвенно об этом говорит текст незаконченного наброска тютчевской эпиграммы на М.Т. Каченовского, который датируется 1819—1821 годами:

Харон

Неужто, брат, из царства ты живых —

Но ты так сух и тощ. Ей-ей, готов божиться,

Что дух нечистый твой давно в аду томится!

Каченовский

Так, друг Харон. Я сух и тощ от книг…

Притом (что далее таиться?)

Я полон желчи был — отмстителен и зол,

Всю жизнь свою я пробыл спичкой…

Этот набросок явно создан под впечатлением от известной эпиграммы Вяземского на того же Каченовского (1818 год):

Наш журналист и сух и тощ как спичка,

Когда б ума его весь выжать сок,

То выйдет в ряд учености страничка

Да мыслей пять или шесть строк.

Вяземский написал свою эпиграмму, будучи в ярости от критики, которую позволил себе Каченовский в отношении «Истории государства Российского». Нет сомнения, что 16-летний Тютчев, учившийся на словесном отделении Московского университета, тоже зачитывался «Историей» и был возмущен некомпетентной, как ему казалось, критикой Каченовского. Однокашник Тютчева Михаил Погодин вспоминал, что на лекциях Каченовского, читавшего археологию и теорию изящных искусств, Тютчев строчил эпиграммы на лектора. Одной из таких эпиграмм, вероятно, и была вариация на тему, «заданную» Вяземским…

Как уже было сказано, впервые в полном смысле этого слова Вяземский познакомился с творчеством Тютчева в 1836 году, одновременно с Жуковским и Пушкиным. Начиная с 40-х годов Тютчев-поэт оказывал на Вяземского определенное влияние, основные аспекты которого были изучены Д.Д. Благим (статья «Тютчев и Вяземский», 1933). Кстати, первым подметил сходство между Тютчевым и Вяземским еще Некрасов, написавший в 1849 году статью «Русские второстепенные поэты». Действительно, в поздней лирике Вяземского без труда можно заметить перекличку некоторых мотивов, тем и образов с тютчевскими; в творчестве двух поэтов появились прямые отзвуки произведений друг друга, взаимные посвящения (например, «О, этот Юг! о, эта Ницца!.». Тютчева и «Федору Ивановичу Тютчеву» Вяземского, «Осенний вечер» Тютчева и «Осень» Вяземского, «Как хорошо ты, о море ночное…» Тютчева и «Море широкое, море пространное…», «Опять я слышу этот шум…» Вяземского). Уже в 1851 году отношения двух поэтов были таковы, что Вяземский позволил себе собственноручно выправить строфу в стихотворении Тютчева «Смотри, как на речном просторе…» (и именно в таком виде оно было опубликовано). Выше уже упоминалось о том, что в 1886 году в книгу Тютчева по ошибке попала «Ночь в Венеции» Вяземского, причем составитель сборника Аполлон Майков пребывал в полной уверенности, что печатает неизвестного Тютчева…

Но, несмотря на все эти факты, вряд ли стоит преувеличивать влияние Тютчева на позднего Вяземского и уж тем более зачислять князя в «тютчевскую плеяду», утверждая, что Вяземский вышел на принципиально иной уровень творчества именно благодаря Тютчеву.

Да, в 50—70-х годах поэзия Вяземского не стояла на месте, непрерывно обогащаясь новыми темами и формами. Но легко заметить, что все эти новации заимствовались Вяземским не «на стороне», а у самого себя, в своем собственном «поэтическом хозяйстве».