Вяземский - [248]

Михаилу Николаевичу Лонгинову суждено было сыграть в судьбе Вяземского чрезвычайно важную роль. Именно благодаря его настойчивым просьбам увидела свет первая поэтическая книга князя. До этого он мог похвастать только переводом «Адольфа», изданным в 1848 году «Фон-Визиным», брюссельским и лозаннским изданиями «Писем русского ветерана» да десятком брошюр, самая объемная из которых («За границею») включала в себя 12 стихотворений. Случай поистине уникальный: крупный поэт, чей юбилей отмечался Академией наук, живой классик не выпустил ни одной книги своих стихотворений, в то время как многие его современники, куда менее значимые по таланту, при жизни издавали многотомные собрания сочинений! Отчасти в этом были виноваты обстоятельства (планы сборников 1818—1819, 1822 и 1828 годов сорвались), отчасти — сознательное противодействие самого поэта, который упорно именовал себя «всегда, везде и во всем дилетантом», чье творчество не заслуживает упорядочения. «В старое время, то есть когда я был молод, было мне просто не до того, — объяснял князь. — Жизнь сама по себе выходила скоропечатными листками. Типография была тут в стороне, была ни при чем. Вообще я себя расточал, а оглядываться и собирать себя не думал».

В составлении сборника Лонгинову взялись помогать известные библиографы С.Д. Полторацкий и Г.Н. Геннади. Книга представляла поэзию князя 20—50-х годов довольно полно и верно: вольно или невольно составители не утаили от читателя ни ярких удач, ни провалов творчества Вяземского. Правда, полностью отсутствовали политические филиппики, создавшие Вяземскому славу в варшавские его годы, — «Негодование», «К кораблю», «Петербург» и др. Но, во-первых, эти стихи все равно не пропустила бы цензура, как нрав ее ни смягчился под влиянием политики Вяземского, а во-вторых, автор явно не хотел заглядывать в чересчур уж дальнее и горячее прошлое. В книгу вошло 289 стихотворений (из них 116 печатались впервые). Сборник состоит из двух частей — «В дороге» и «Дома». В первую часть включены разделы «Россия», «Восток», «Германия», «Швейцария», «Италия», «Франция и Англия». Вторая часть содержит «Разные стихотворения» и «Заметки».

Открывает книгу стихотворение 1826 года «Коляска», которое задает тон всему сборнику, — поэтические «фотографии», сделанные по любимому рецепту Вяземского, в дороге. Это и «Станция», и «Нарвский водопад», и «Ухаб», и даже совсем уж древний «Вечер на Волге». «Западные» разделы сборника гораздо слабее — это многословная и большей частью холодная лирика 50-х годов. Даже названия стихотворений выглядят однообразно-уныло: «Киссинген», «Карлсбад», «Берлин», «Ницца», «Рейн», «Дрезден», «Фрейберг» и т. д. Любой ценитель русской поэзии, если он хочет быть честным перед собой, должен признать, что в позднем Вяземском чрезвычайно много «соединения слов посредством ритма» (если воспользоваться названием книги Константина Ваганова). Семьдесят процентов его поздних произведений можно назвать плодом стихотворчества — но не поэзии…

В разделе «Разные стихотворения» были впервые собраны Вяземским его религиозные стихи 40—50-х годов; ими открывается раздел, что говорит о важности для поэта этой темы. В целом же здесь представлены лучшие стихотворения князя, такие, как «Молитва», «На церковное строение», «Утешение», «Друзьям», «Смерть», «Остафьево», «Лес горит», «Вечер», «Черные очи» и др. Сюда вошли и совсем новые, написанные в 1861—1862 годах стихи.

Вяземский дал сборнику название «В дороге и дома» («оно неизысканно и верно»). Он успел проработать состав книги, дважды ездил в Москву для консультаций с издателем, кое-какие стихи собирался даже переделывать, но в декабре 1861 года, в самый разгар подготовки издания, у него начался сильнейший приступ нервного расстройства, очень похожий на тот, что был десять лет назад… Спешно передав все права на издание книги Лонгинову, 26 декабря князь бежал из Царского Села в спасительный Карлсбад, раздраженный и злой на самого себя… 15 мая 1862 года сборник был одобрен цензурой. В печать он был направлен уже без участия автора и никакой реакции не вызвал — если не считать реакцией очередной приступ граничащего с хамством зубоскальства «демократической» сатиры в лице Дмитрия Минаева и Василия Курочкина. Вяземского это, конечно, не огорчило — он писал стихи не ради удовольствия «почтеннейшей публики», тем более не для кухаркиных детей, и «В дороге и дома» отнюдь не был попыткой выйти к широкому читателю. Книга разбрелась по библиотекам ровесников Вяземского, его старых друзей и немногочисленных верных поклонников.

Кстати, такая реакция на сборник Вяземского была характерной для литературной России той эпохи. «Время стихов» миновало уже в начале 20-х, и с тех пор сенсацию своим творчеством удалось произвести всего лишь трем поэтам — Бенедиктову, Лермонтову и Некрасову. Конечно, читали и Кольцова, и Майкова, и Фета, и Полонского, и Никитина, и Щербину, но их репутация в литературе была все же несравнима с репутациями ведущих прозаиков — Тургенева, Толстого, Достоевского, Писемского, Гончарова. Поэзия до такой степени отошла на периферию русской литературной жизни, что мимо внимания критики и читателей стали проходить подлинные шедевры, которые в прежние времена непременно сделались бы бестселлерами. Так, гениальная книга Баратынского «Сумерки» (1842) вызвала только недоумение и насмешки критики. Не были замечены ни первый сборник Льва Мея (1857), ни одна из лучших книг Аполлона Майкова «Новые стихотворения» (1864). А второй сборник Тютчева (1868) оставался нераспроданным даже спустя десять лет после издания. Эпоха требовала прозы, публицистики и гневных некрасовских интонаций. На этом фоне александрийский стих «фотографий» Вяземского и его ностальгические воспоминания о гениях Золотого века выглядели в лучшем случае неактуальной архаикой, а в худшем — брюзжанием вышедшего в тираж старика…