Вязь - [48]

В конце концов, после того страшного вечера Шахрур каждый день провожал Верону утром на работу — и встречал оттуда, от раза к разу с пакетом подарков. Ведьма нехотя ругала джинна за расточительность. Настолько нехотя, что впору себе было выписать плетей: это все было излишнее, неважное, ненужное, эгоистичное, греховное, но лакомое… Лакомое. Верона боялась заглянуть внутрь, в тени разума, и осознать, насколько глупые поступки совершает: принимает лживые богатства бога эволюции, лишает себя сил, путается с черным. Но хватало одного взгляда поздним вечером на джинна, который так просто, по-человечески, по-домашнему поправлял бороду перед зеркалом в ванной или спешил по коридору в одном полотенце, задорно бросая: «Страшно — не смотри!», — который убирал со стола или застилал кровать в комнате Вероны, оправдываясь тем, что ей можно один раз и отдохнуть, — хватало, чтобы выловить и убить в себе каждую злую мысль об этом мужчине. Как можно было так отдаваться другому человеку? Как мог черный так любить? Разве они не лишены ничего, кроме злобы? Разве их души не отравлены? Разве любовь, верность могут тронуть увязшего во грехе? Но, видно, могли. И могли так сильно, что впору было забыть, кто Шах на самом деле и что не так давно он силой забрал себе тело невинного человека, жизни чужой семьи… В одночасье, дав волю чувствам, он изменился так сильно, что перестал даже вспоминать о свободе, о договоре, о последнем желании.

Шахрур тревожился, лишь когда они с Вероной шли темными улицами домой. Он порой говорил, что видит бесов; видит даже среди дня, чует, что они вечно рядом, что следят и выжидают чего-то. Но джинн горел сердцем так ярко, что казалось, никакое зло больше не осмелится тронуть их.

Верона чувствовала над головой тучи. Тоже затылком ощущала злой взгляд, но, оборачиваясь, натыкалась только на Оксану. Женская дружба давно превратилась в убогое подобие — красивое соперничество за внимание мужчины. Но Верона в такие игры играть не умела и каждый раз еще искреннее влетала к джинну в объятия после работы.

— Хочу уехать. Отсюда, — сказала однажды Верона за ужином. — Сбежать. Меня здесь что-то душит. Я чувствую удавку на шее.

— В этом городе у нас слишком много врагов. Но Шайтан обычно привязан к той яме, возле которой кормятся. Те, кто желает тебе зла здесь, вряд ли пойдут следом. Ты, возможно, права, Верона, — улыбался джинн. — Возможно, тебе пора начать совсем другую жизнь. А я пойду за тобой, куда бы ни привела тебя эта дорога.

— Нам пора, — поправила ведьма Шахрура, прижимая его руку к своей щеке. — Я без тебя не ведала жизни… Не знала тепла. Меня словно стало больше. Даже сон стал слаще, представляешь? Я готова отмолить все твои грехи и взять на себя любую черноту, лишь бы тебе хорошо было.

Верона смежила веки и долго грелась о теплую ладонь, упиваясь безумием любви, в котором все темное лишается пугающей глубины. В теле щекоткой отдавались прикосновения. Ведьма знала, что чувства Шахрура не ложны. Даже секундное сомнение казалось предательством.

— У меня есть накопления. Мы уедем. Куда бы ты хотел?

— Куда угодно. В место, что ты считаешь лучшим. Покажи мне свой мир, — Шахрур поглаживал скулу Вероны пальцем. — А можем пожить дорогой какое-то время. Попробовать все. Остановиться там, где захотим…

Новый поцелуй отпечатался на лбу. Томную патоку признаний Шахрур в своей манере разбавил шуткой:

— Могу даже украсть тебя на свой дикий восток, к пескам и верблюдам. Спрячемся в пустыне — и никто нас не захочет искать…

Верона обронила беззвучный смешок и потянулась за еще одним поцелуем. И еще одним. И еще одним, — пока голодные губы не начало жечь от перенасыщения прикосновением.

Счастье — абсурдная диковина. Ты можешь иметь все блага человечества, но не ощущать полноты душевной чаши. А можешь обнаружить искреннюю радость заплутавшего путника на дне бутылки воды в твоей руке. Злая шутка человеческой натуры: вожделеть несуществующего в моменте и неизбежно привыкать к имеющемуся, теряя в рутине времени и любовь, и гордость, и мечту.

Счастье — лезвие контраста. Тщедушный миг между жаждой и тошнотой от перенасыщения.

Стук каблуков заигрывал эхом среди бизнес-центров и случайных жилых домов, разжалованных в офисы для бедных. Верона улыбалась понурым лицам прохожих после трудного рабочего дня. В голове играл приставучий мотив из рекламы по радио, которое слушал кто-то из коллег. Желудок скручивало приятным, нужным чувством голода; а скоро домой, скоро булочки с чаем, поцелуи и, конечно, объятия во сне.

Ведьма завернула в излюбленную пекарню, где продавались самые вкусные ватрушки из тех, что она пробовала за всю свою жизнь. Полупустое помещение, которое пересекала кишка очереди, мерцало теплым светом по углам. Уютно укрывались полумраком посадочные места с редкими парочками и одинокими работягами, что ждали заказа или уже пробовали свежую выпечку. Верона пристроилась за последней унылой спиной ожидающего и достала мобильный телефон. Шахрур сегодня не смог ее встретить. Задержали на работе, но отчитываться о каждом своем шаге ведьма была обязана — джинн все тревожился.