Вязь - [14]

— Непристойно? — Верона удивилась. — Почему? Я слышала только хорошие интерпретации…

— Потому что там, откуда родом я… Ох, арабы могут быть очень злословны, хозяйка, — вздохнул Шахрур и возвел глаза к небу, потирая запястья. — Это всего лишь глупая разница языков, похоже звучащие слова, — но тот, кто скажет «вараа ника» — можно сказать, предложит… не совсем традиционную форму сексуального соития [7].

Шахрур коротко кашлянул, прикрыв рукой секундный смешок. Верона сдавленно выдохнула, скрывая за подготовкой к чаепитию смущение. Скоро перед джинном оказалась полная чашка, сладости и надломленная в своем спокойствии ведьма.

— Ладно, называй как хочешь, — смирилась она, пряча нос в чашке. — У меня уже ощущение, что у вас все связано либо с кровью, либо с сексом, либо с соблазнами… Кошмар какой-то…

— Нет, у нас многое связано с красотой, сдержанностью, терпением, смирением и так далее. Мой народ, как и ваш народ, из тех, кто верят — они очень… Очень правильные. Слишком правильные, — закатил глаза джинн. — Но у тебя в гостях — проклятие рода моего, и если красоту я уважаю, то в преступлении остального привык себе не отказывать. А уж когда удается вселиться в молодое тело из плоти и крови!.. Все несдержанные мысли сами собой в голову лезут. Свобода пьянит.

Невинно взмахнув черными ресницами, Шахрур водрузил локти на стол и с удовольствием вдохнул запах угощения. Потчевала Верона ватрушками, и джинн сперва с любопытством разглядывал невиданное лакомство, а затем, отломив кусочек, решился попробовать. Последние отголоски дерзости как волной смыло.

— Вкусно.

— Наверное, тебе непривычна моя еда, — вздохнула ведьма, стараясь избавиться от сковывающих ее тем. — Ты можешь мне рассказать, что тебе нравится, я буду готовить.

— Я могу не только рассказать, — Шахрур подпер челюсть рукой, — а научить. Могу и сам приготовить, если покажешь, как обращаться с твоей утварью. Но вообще я ем все. Главное, что вкусно. У тебя вкусно. А еще я хорошо торгуюсь, поэтому если возьмешь меня на рынок…

Верона усмехнулась, расслабляясь. Стало легче.

— Ого, я бы с радостью попробовала… А на рынок я не хочу, все в супермаркете покупаю. Там торговаться нельзя, к сожалению.

— Ну, это ты меня туда не отводила еще! Я умею творить чудеса… Нужно же мне как-то отработать свою новую одежду? Парикмахера? Исмаилу было не до ухода за собой, а я люблю выглядеть хорошо… — уже вовсю планировал Шахрур, набивая щеки. Верона только отмахивалась. Ел джинн жадно, будто пытался утолить голод за каждый год из проведенных в заточении, а потому совсем скоро большая часть ведьминых трудов упала ему в желудок. Закончив, Шахрур откинулся на спинку стула и сложил руки на животе.

— Доволен? Вкусно? — улыбнулась ведьма.

— Лучший день в моей жизни за долгие годы.

— Ко мне скоро придет знакомая. Ты будешь вести себя тихо? Если интересно, можешь наблюдать, но старайся не пугать человека.

— Да, буду тихим, как немой монах. Если пожелаешь, могу даже не выходить.

— Как хочешь.

Поздним вечером к Вероне действительно заявилась подруга. Невысокая девушка с младенцем на руках уже на входе лепетала сначала благодарности, потом нервно шутила неуместные шутки, но стоило ей раздеться — были слезы. Самая безутешная боль — боль человека, который не в силах помочь родной душе. Оксана сжимала сына, когда они уже сидели с Вероной на кухне, и глотала со слезами слова. Медленно поднимался пар над чашкой чая. Шуршал на антресолях хором с дегу и крысами домовой. Ныло, маялось сердце вместе с октябрьским ветром за окном.

— Мама говорит, что Господь не посылает испытаний больше, чем можешь вынести…

Верона резко опустила взгляд в пол, как делала всякий раз, когда не соглашалась с чем-то. ДЦП у дитя, к сожалению, не редкость даже в прогрессивном мире. Сколько таких детей было и будет произведено на свет? Но Оксана жила несчастно задолго до того, как у нее появился Кирюша. Ее судьба была сложна и неказиста, будто поросший бурьяном сад: куда не ступишь — либо колючка, либо грабли, либо штырь из земли торчит. Безотцовщина, лишенная злополучной бабьей доли с самого рождения, бывшая одноклассница никогда не жаловалась на злой рок, проклятие или сглаз — и только с появлением сына начала рыдать. Выла белугой, оправдываясь за каждый свой шаг перед Вероной, словно та могла бы рассудить, найти причину бед. Ведь отыщись явственная точка, булавка, зацепка в полотне судьбы, с которой началось самое страшное горе, Оксана могла бы все исправить — так ей казалось.

— Может, не в любви я его родила… Ну да, изнасиловали, но я же оставила…

Верона накапала в чай успокоительного отвара из бутылочки, которым поила еще Исмаила. Она молчала. Так водится, что перенасыщенной душе можно только давать выговориться. Секрет церквей прост — туда никогда не идут в хорошее время. Молитвы придуманы с горя. Каждая молитва — чья-то кровь. Вот тебе и справедливый Всевышний, что тысячами лет не слышит детей своих.

— Может, я неправильно питалась…

Верона выдохнула, подталкивая к Оксане чай. Ведьма сразу увидела, что ребенок будет с дефектом, и предлагала сделать аборт. И никакие витаминки, диеты и курсы для беременных не помогло бы. Тогда подруга страшно обиделась и не разговаривала с Вероной целый год, пока в три месяца не обнаружили первые нарушения двигательной функции. Но женщина не хотела лишиться ребенка, потому что мужчин после не одного предательства боялась до холодного пота. Знала, что больше не сможет отдаться. А разума на альтернативные методы зачатия не хватило. Темная была… И глубоко православная, как ее абсолютно честный, критически гордый, справедливый и безгранично уважаемый всеми алкашами на районе отец.