Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное - [20]
— Так вот, мы питались одними аспарагусами. Папке уже надоело на них охотиться, потому что они юркие, а на одну тарелочку хвостов приходится отстреливать штук пятнадцать…
Вдали послышался неопределенный рокот, стены слегка завибрировали.
— Слышишь, это очередная модуляция. Наверное, новая коллекция в каком-нибудь бутике.
— А ты не знаешь, кому-нибудь удавалось выбраться отсюда? — выждав приличествующую моменту паузу, спросил Вячик.
— А ты что, уже уходить собрался? — Гульнара с хитрым прищуром посмотрела на него, улыбнулась, качнулась в кресле сначала в одну, а потом в другую сторону. — Тут многие говорят о том, что хотели бы выбраться. Просто начать все сначала, с чистого листа. В другом городе, в другой стране, в другом параллельном измерении. Как бы перевести часы на полжизни назад. Однако в конце концов все это так и остается темой для разговоров. Потому что отсюда можно только на Марс, и никто не знает, зачем по большому счету это надо, и что там делать, даже если, предположим, кому-то и посчастливится. На практике все это выглядит довольно убого. Те, к примеру, про кого говорят, что они возвращаются в Россию и приобретают престижные должности, на самом деле садятся на автобус В-68, который идет в Боро-Парк, и там исчезают. И из них потом делают кошерную колбасу. А воображают себе! Я, например, никому не завидую и никуда не хочу, мне и тут неплохо.
— Хорошо, если не хочешь об этом говорить, мне придется применить старинный способ…
— Будешь меня пытать? — Она облизнула губки и вызывающе уставилась на Вячика. На глазах у нее обнаружилась поволока…
— Нет. Устрою для себя пробный ящик.
Как было сказано, в юности наш герой был изрядным книгочеем, к тому же отличался усидчивостью и пропускал через себя все, что попадало в руки, в букинистическом, понятно, плане. Таким образом, Вячик вычитал, в частности, что был такой ученый Торндайк, в свое время занимавшийся способами решения задач и сформулировавший теорию, известную теперь под названием «Метод проб и ошибок». Именно это он хотел рассказать Гульнаре.
— Ты прям как Сарафанов, такой же заумный, — заметила девушка с разочарованием, когда он закончил рассказ.
— Иногда просто замечаешь, что становишься худшей версией самого себя. Происходит это обычно под влиянием неблагоприятных обстоятельств. Это не значит, однако, что ты не можешь вернуться и снова стать своей лучшей версией. Если не затягивать, конечно, иначе… — Вячик понимал, что его снова заносит не туда. Совершенно разучился говорить с девушками нежного возраста. Гуля спасла ситуацию:
— Да ладно, не парься. Вообще-то ты симпатичный…
— И ты симпатичная…
— То-то. А то заладил, как Сарафанов. Тот тоже все: «Фибоначчи, Фибоначчи…», про бесконечность рассказывал, спиральки всякие рисовал (тоже мне, дамский угодник), а ведь девушке, в сущности, так немного надо. Гульнара вздохнула.
— Послушай, а что у тебя с этим Сарафановым?
— Да ничего, умничает все время, надоел…
Из-за перегородки раздался едва различимый шорох. Сарафанов, очевидно, все это время подслушивавший разговор, почувствовал, что теряет рейтинг, и решил вмешаться.
— Алле, голубки, — недовольный тон Сарафанова тут же и подтвердил догадку о сложной природе их отношений с Гульнарой, — поставьте у себя чайник, а то у меня на плитке долго.
— А я как раз вам тортик принесла! — мгновенно переключила внимание Гульнара. И хотя Вячик мог поклясться, что никакого торта до этого в окружающей реальности не было, Гульнара легким движением вынула коробку, как и ранее, откуда-то из своего сна или же измерения, распаковала и принялась разрезать торт на правильные геометрические части.
— А нет ничего покрепче тортика?
— Чай сейчас будем пить.
— А пива нет?
— Нет.
— Ладно. Давай сюда. — Вячик подошел к шкафу, и Сарафанов из-за загородки протянул ему чайник. Вячик, аккуратно приняв его с этой стороны, направился в кухню. Фиолетовый огонь сразу обхватил дно чайника, как спрут, пошевеливал щупальцами. Когда Вячик вернулся, Гули уже не было в комнате. Она исчезла, как звук нечаянно задетой струны.
— Гульнара, ты где? — Вопрос повис в воздухе.
— В Караганде! — На своей половине Сарафанов зашелся в отвратительном смехе, впрочем, тщательно замаскированном под простудный кашель.
Вячик огорчился. В этот момент зазвонил телефон. Вячик поднял трубку.
Разумеется, это была Гульнара.
— Я обещала зайти к подружке, она здесь рядом… Слушай, — вдруг интимно прошептала она в трубку, — а ты бы меня живьем не выпустил, правда?
— Правда, — ответил Вячик честно. Она засмеялась. — Ты еще зайдешь?
— Не сегодня. Устала, пойду спать, а завтра у меня выходной, загляну обязательно.
— Ну что ж, значит, до завтра, — ответил Вячик.
Когда он снова снял трубку, гудка не было, впрочем, как и предполагалось. Зато вскипел чайник. Вячик заварил в маленьком, который передал ему Сарафанов.
— Что, ускакала Гульнара? — задал вопрос, а точнее, сам и ответил себе Сарафанов.
— Гуля? Да, она ушла, — ответил Вячик намеренно равнодушно.
На самом деле ему хотелось залепить Гулиным тортом Сарафанову прямо в гунявую рожу, а еще лучше — плеснуть из чайника кипятком. Эх, ладно, Сарафанов-то в чем виноват? Такой же, как и я, бедолага. За шуточки его, правда, стоило бы подвергнуть остракизму, да ладно уж… Просто иногда два сна накладываются друг на друга как-то чересчур не-кон-гру-эн-тно. Вячик передал Сарафанову кипяток. Тот ухмыльнулся, принимая чайник, но ничего не сказал.
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.