Вы точно доктор? Истории о сложных пациентах, современной медицине и силе юмора - [70]

Неспособность Дарвина записаться на прием оказалась ерундовым препятствием для того, кто потратил пятнадцать лет на изучение моллюсков. Я остановился у единственного в деревне светофора, когда в окно постучали. Я было проигнорировал этот звук, но Эдгар Аллан По знал, о чем говорил: нельзя вечно пренебрегать подобным стуком. К тому же чертов сигнал, похоже, никак не хотел меняться.

Я покорно опустил стекло, удовлетворенно отметив, что вместо рокового красного словно по команде зажегся зеленый. Пришлось включить аварийку, чтобы предупредить застрявшие позади меня машины: процесс займет некоторое время.

— Меня беспокоит, — сказал великий человек, — куда катится современная медицина. Это противоречит теории эволюции. Вы увековечиваете дефектные генетические коды искусственными методами. Неадаптивным генам разрешается размножаться. И приспособленность человеческой расы падает.

— Может быть, мы просто быстро приспосабливаемся к новой динамике? — предположил я. Машины позади сигналили все отчаяннее, и, чтобы не злить их водителей, я старался быть краток. — Может быть, физическая пригодность — это более широкое, более гибкое понятие?

Умник нахмурился. Гудки и крики становились все более неистовыми. В зеркале заднего вида я видел стадо коров, мчащихся по дороге и с грохотом вступающих в общую драку, повсюду летали части тел, как в Памплоне[163], только с большим количеством навоза и без иберийского очарования.

Я выскочил из машины.

— Лучше беги, Чарльз, — сказал я. — Выживет сильнейший.

Последнее явление Скиппи BMJ, 16 августа 2007 г.

Я спокойно отношусь к чрезвычайным ситуациям. Слишком часто меня вызывали по крику мальчишки «Волк!». Пришлите по факсу фотографию волка, жующего свою мошонку, хочется сказать мне, и тогда я, возможно, подумаю. Однако мы скованы цепями должностных обязанностей, и когда кто-то зовет на помощь, нужно идти, какими бы странными ни были обстоятельства.

Однажды в операционную, настойчиво стуча зубами, припрыгал маленький кенгуру. Я люблю диких животных, поэтому тут же потянулся за пистолетом. Если сделать из него чучело, можно будет поставить его в приемной — не исключено, что он будет отпугивать детей, и они больше времени проведут на свежем воздухе, подальше от медицинского центра и всех этих супербактерий[164].

— Подождите, док! — крикнул пациент как раз перед тем, как я нажал на спусковой крючок. — Он пытается нам что-то сказать… что-то о маленькой девочке у подножия скалы и о сломанной ноге. Возможно, потребуются шина, обезболивание и капельница.

— Спасибо огромное, доктор Дулиттл, — сказал я.

Когда мы добрались до места, там собралась приличествующая случаю толпа, и у всех уже было праздничное настроение. Несколько человек успели открыть банки с пивом, а кто-то надул огромный батут в виде замка. Маленькая светловолосая девочка идеального арийского происхождения лежала у подножия типичной скалы. Я с роковым удовлетворением отметил, что утес, похоже, вот-вот обрушится.

Кто-то необъяснимым образом получил форму рабочего Нацпарка и безуспешно пытался скрыть свое огромное удовольствие.

— У нее нога крючком, доктор, — сказал он, — вам лучше спуститься к ней.

Я в тот день принарядился, а кругом было грязно. Где все эти боевые парамедики, когда они так нужны, подумал я.

В конце концов я спустился, раздал несколько автографов и неохотно расстался с поклонницей, прибившейся ко мне по пути. При таком количестве зрителей даже о быстром сексе не могло быть и речи.

— Это растяжение, — крикнул я, и по толпе пробежала волна зачарованного ужаса.

— Растяжение, растяжение, — завыли они.

— Вертолет уже в пути, доктор, — с энтузиазмом сказал работник Нацпарка, — но нам придется сварганить носилки из диджериду и шкуры вомбата.

— На самом деле в растяжении связок ничего особенно плохого нет, — ответил я. Профессиональная честность перевешивала необходимость довести мелодраму до конца. — Вставай, девочка. — Я слегка похлопал ее по ноге, чтобы подчеркнуть свой авторитет, и она неохотно поднялась. Толпа начала расходиться, бросая на меня неодобрительные взгляды. Отклонение от первоначального сценария, очевидно, считалось дурным тоном.

Снова появился кенгуренок Скиппи[165]: «Кое-что о пещере, оползне, двух детях, пневмотораксе, дренаже грудной клетки и…»

Одинокий выстрел эхом разнесся по эвкалиптовым рощам. Вдалеке взметнулась в воздух стая попугаев. Их крылья отливали золотом на закате, и тут пошли финальные титры.

Le beau doc Sans Merci BMJ, 24 ноября 2001 г.

«Шла полем Прекрасная Дама, <…> змеи — локоны, легкая поступь, а в очах — одинокая ночь»[166], и, по ее словам, она собиралась поступать в медицинский, но потом посетила местную больницу, и молодые врачи отговорили ее, поэтому она подумывала о стоматологии.

«На коня моего незнакомку посадил я» и весь день рассказывал ей о достоинствах своей работы.

— Спрашивать молодого врача о том, каково быть врачом, — все равно что спрашивать головастика о том, каково быть лягушкой, — сказал я. — Подумайте о возможности путешествовать по всему миру, о привилегии быть тем, кому доверяют пациенты, об удивительно сложных и уникальных случаях, с которыми обращаются к врачу. Подумайте о гарантии владения жильем, о надежном доходе в нестабильном мире, о независимости. Как только вы станете терапевтом или врачом общей практики, вы сами себе начальник, и вам не нужно ни к кому подлизываться. У нас благородная судьба, достойная, богатая опытом жизнь, похожая на эпическую поэму радостей и печалей.