Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя - [75]
– Иногда наше эмоциональное состояние и правда может влиять на тело, – говорю я, пытаясь нормализовать ситуацию для Джона.
– Можем мы держать мой пенис подальше от этого? Не в этом суть моей истории.
Секс всплывает почти с каждым пациентом, равно как и любовь. Раньше я спрашивала Джона об их с Марго сексуальной жизни, учитывая трудности в их отношениях. Есть распространенное мнение, что секс между людьми зависит от их отношений, что хорошие отношения равны хорошему сексу и наоборот. Но это не всегда правда. Довольно часто встречаются люди, которых связывают сверхпроблемные отношения и фантастический секс, и есть люди, глубоко любящие друг друга, чей постельный опыт оказывается не столь удачным.
Джон сказал мне, что их сексуальная жизнь «нормальная». Когда я спросила, что это значит, он ответил, что его привлекает Марго и радует секс с ней, но поскольку они ложатся в разное время, это происходит реже, чем раньше. Часто он противоречил сам себе. Как-то он сказал, что пытался инициировать секс, но Марго не хотела этого; в другой раз оказалось, что она часто пытается быть инициатором, но только «если я в течение дня делаю то, что она хочет». Однажды он сказал, что они обсуждают свои сексуальные желания и потребности; в другой раз заметил: «Мы занимаемся сексом друг с другом больше десяти лет. О чем там вообще говорить? Мы знаем, чего хочет другой». Сейчас у меня появилось ощущение, что у Джона проблемы с эрекцией, и он чувствует себя униженным.
– Суть истории в том, – продолжил Джон, – что в нашем доме двойные стандарты. Если Марго слишком устала для секса этой ночью, я ее не трогаю. Я не зажимаю ее на следующее утро в углу с зубной щеткой во рту и не говорю: «Жаль, что ты плохо себя чувствовал прошлой ночью. Может, у нас найдется время сегодня вечером».
В его речи снова появились нотки Опры. Затем Джон посмотрел на потолок и покачал головой.
– Мужчины так не говорят. Они не препарируют каждую мелочь и не думают, что это может означать. – Он изображает в воздухе кавычки, произнося «означать».
– Как будто расковыривать болячку, вместо того чтобы оставить ее в покое.
– Именно! – кивнул Джон. – А теперь я плохой, если не она принимает все решения! Если у меня есть мнение, я не обращаю внимания – снова кавычки в воздухе – что нужно Марго. А потом в разговор влезает Грейс и говорит, что я веду себя неразумно и что у всех есть телефоны, так что девочки побеждают, два – один! Она на самом деле сказала это: «Девочки побеждают».
Он опустил руки, закончив с изобилием кавычек.
– И тогда я понял, что сводит меня с ума и мешает заснуть: в доме слишком много эстрогена, и никто не понимает мою точку зрения! Руби на следующий год идет в начальную школу, но уже ведет себя как Грейс. А Гейб становится еще эмоциональнее, как подросток. Я в меньшинстве в своем собственном доме, и каждую минуту всем от меня что-то надо, и никто не понимает, что мне тоже может понадобиться что-то – например, мир, покой и периодическое понимание того, что вообще происходит!
– Гейб?
Джон выпрямился.
– Что?
– Вы сказали: «Гейб становится еще эмоциональнее». Вы имели в виду Грейс? – Я быстро роюсь в памяти: его четырехлетнюю дочь зовут Руби, его старшую дочь – Грейс. Разве он не сказал только что, что Грейс хотела телефон на день рождения? Или я не так поняла? Или ее зовут Габриэлла? Габби сокращается до Гейб, так же как девочек по имени Шарлотта сейчас часто зовут Чарли. Я уже один раз перепутала Руби и Рози, их собаку, но я была совершенно уверена, что помню имя Грейс верно.
– Я так сказал? – Он, казалось, занервничал, но быстро пришел в себя. – Я имел в виду Грейс. Очевидно, я просто не выспался. Как вам и говорил.
– Но вам знаком Гейб?
Что-то в реакции Джона заставило меня подозревать, что дело не просто в бессоннице. Мне интересно, не является ли Гейб кем-то очень значимым в его жизни. Один из братьев, друг детства? Отец?
– Это идиотский разговор, – сказал Джон, глядя в сторону. – Я имел в виду Грейс. Иногда сигара – это просто сигара, доктор Фрейд.
Мы оба помолчали.
– Кто такой Гейб? – мягко спросила я.
Джон долго не отвечал. Его лицо быстро сменило целую серию выражений, как в таймлапсе, запечатляющем бурю. Это было что-то новое: обычно у него было всего два режима – злой и шутливый. Затем он опустил взгляд на свою обувь – те же кроссовки, которые я видела во время звонка по скайпу – и переключился в самый безопасный режим, нейтральный.
– Гейб – мой сын, – сказал он так тихо, что я едва его услышала. – Как вам такой поворот, Шерлок?
Потом он схватил телефон, вышел в дверь и захлопнул ее за собой.
И вот прошла неделя, я стою в пустой приемной и не знаю, какие выводы сделать из того факта, что наш обед прибыл, а Джон – нет. Он не контактировал со мной после того откровения, но я думала о нем. Фраза «Гейб – мой сын» всплывала у меня в голове в совершенно неподходящие моменты, особенно перед сном.
