Введение в изучение буддийской философии - [82]
Интересно заметить, что подобно тому, как в палийской Абхидхарме карма противопоставлена мысли (благой, не-благой или нейтральной), майя в виджнянаваде противопоставляется сознанию. Различие между кармой и майей как между двумя универсальными категориями отношения состоит в том, что первая соотносит одну мысль с другой во времени, в то время как вторая соотносит одну мысль или одно сознание с тем, что мыслится или осознается во вневременном пространстве сознания-вместилища. Притом что последнее понимается в качестве одного универсального объекта. Таким образом, майя в суждении «все есть майя» обозначает отношение между «всем» как объектом знания и знанием о том, что все есть майя.
В заключение этого несколько фрагментарного семинара, имитирующего фрагментарность Ланкаватары, я рискну высказать предположение о том, что в этой сутре «психологический реализм» концепции сознания-вместилища все больше и больше уступает место «иллюзионизму» (Skr. mayavada), близкому к адвайта-веданте Шанкары.
Семинар восемнадцатый
I. А. «Я смиренно преклоняюсь перед Учителем всех живых существ, возвестившим, что все это есть только мысль[341]. Сейчас я буду последовательно, шаг за шагом рассматривать постижение[342] другого континуума[343]».
B. «Если кто-нибудь видит в себе самом действия и слова, предшествуемые движением мысли, а затем, видя такие же действия в другом живом существе, заключает, что в этом живом существе им также предшествовало такое же движение, такое заключение будет вполне в согласии со школой мысли, сторонники которой полагают, что возможны выводы о (существовании) мышления другого живого существа».
C. «В отсутствие особого движения, предшествующего другому знанию, представитель школы виджнянвавада не допускает существования другого знания, даже когда имеются словесные и телесные знаки другого знания. Противник школы виджнянавада также никогда не видел движений (мысли), предшествуемых другим знаниям; вот почему он и не знает об этом знании».
D. «Проникновение Будды во все объекты не может быть постигнуто мыслью, ибо оно уходит за пределы речи и знания и во всех отношениях не постижимо умом».
E. «По причине йогической сверхъестественной силы[344] в созерцателях возникает знание, в котором генерируется ясный образ конкретных форм мысли другого (живого существа). Таким же образом, как во снах, действительность воспроизводится по причине (также сверхъестественной) силы воздействия бога или другого какого существа на тех, кто видит сон[345]».
II. A. «Здесь движение мысли означает «движение мысли», а движение означает «желание действовать». Слова «действие» и «слово» обозначают телесные и словесные знаки одушевленности существа».
B. «Другое знание — это знание иное, чем мое».
C. «Те, кто утверждает о существовании внешних объектов[346], приводят аргумент, что идея другого потока (континуума) сознания несовместима с постулатом «только мысли» школы виджнянавада. Таким образом, они настаивают на несуществовании внешних объектов для последователей виджнянавады и поэтому полагают, что для познания другого существа, как другого потока сознания, чувственное восприятие никак не может быть употреблено. Ибо, с точки зрения постулата «только мысль», существование другого живого существа не может быть выведено на основании внешних знаков, телесных и словесных. Мы также не считаем, что другое живое существо может быть познано восприятием. Таким же образом (мы считаем), что сутры не могут быть постигнуты посредством восприятия отдельных букв, ибо их сущность — в Знании, генерированном сверхъестественной силой Учителя. Мы также не считаем, что другое живое существо может быть познано посредством сутр, ибо о его существовании можно заключать (только) посредством вывода».
D. «Здесь йогическая сила — это сила, генерированная созерцанием, посредством которой йоги знают о другом мышлении. В этом смысле такое йогическое знание может условно считаться «объективным», хотя йоги не могут познать этим знанием своебытие, свабхаву мысли другого. Это так, потому что йоги еще не освободились полностью от различительного мышления, основанного на противопоставлении «постигающего постигаемому» и на прочих привычных противопоставлениях. Всезнание Татхагаты бывает двух родов: Зеркалоподобное Знание, которым познаются все дхармы, как они есть, и Знание дхарм в их особости и отдельности друг от друга[347]».
III. «В потоке (или континууме) мысли возникает особый момент, когда силой кармы[348] производится идея, имеющая образ объекта, мыслимого в момент, предшествующий данному (особому моменту). Подобно тому как идея дыма индуцирует знание об огне, осознание наличия образа огня, вызываемого кармической силой познающего существа... может служить основанием для заключения об огне[349]».
IV. «Живые существа никоим образом не могут знать объекты их собственной прошлой и будущей мысли[350]. Таким же образом йоги не могут знать объекты другой (не их) мысли; их мысль о другой мысли может возникнуть только посредством йогической силы. Эта сила производит ясный образ подобия мысли йога мысли другого существа
Эта книга представляет собой разговор двух философов. А когда два философа разговаривают, они не спорят и один не выигрывает, а другой не проигрывает. (Они могут оба выиграть или оба остаться в дураках. Но в данном случае это неясно, потому что никто не знает критериев.) Это два мышления, встретившиеся на пересечении двух путей — Декарта и Асанги — и бесконечно отражающиеся друг в друге (может быть, отсюда и посвящение «авторы — друг другу»).Впервые увидевшая свет в 1982 году в Иерусалиме книга М. К. Мамардашвили и A. M. Пятигорского «Символ и сознание» посвящена рассмотрению жизни сознания через символы.
К чему приводит общее снижение уровня политической рефлексии? Например, к появлению новых бессмысленных слов: «урегулирование политического кризиса» (ведь кризис никак нельзя урегулировать), «страны третьего мира», «противостояние Востока и Запада». И эти слова мистифицируют политическое мышление, засоряют поры нашего восприятия реальности. Именно поэтому, в конечном счете, власть может нам лгать. Работу с мифами политического мышления автор строит на изобилии казусов и сюжетов. В книге вы найдете меткие замечания о работе экспертов, о политической воле, о множестве исторических персонажей.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя.
«Метафизика любви» – самое личное и наиболее оригинальное произведение Дитриха фон Гильдебранда (1889-1977). Феноменологическое истолкование philosophiaperennis (вечной философии), сделанное им в трактате «Что такое философия?», применяется здесь для анализа любви, эроса и отношений между полами. Рассматривая различные формы естественной любви (любовь детей к родителям, любовь к друзьям, ближним, детям, супружеская любовь и т.д.), Гильдебранд вслед за Платоном, Августином и Фомой Аквинским выстраивает ordo amoris (иерархию любви) от «агапэ» до «caritas».
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.
Когда сборник «50/50...» планировался, его целью ставилось сопоставить точки зрения на наиболее важные понятия, которые имеют широкое хождение в современной общественно-политической лексике, но неодинаково воспринимаются и интерпретируются в контексте разных культур и историко-политических традиций. Авторами сборника стали ведущие исследователи-гуманитарии как СССР, так и Франции. Его статьи касаются наиболее актуальных для общества тем; многие из них, такие как "маргинальность", "терроризм", "расизм", "права человека" - продолжают оставаться злободневными. Особый интерес представляет материал, имеющий отношение к проблеме бюрократизма, суть которого состоит в том, что государство, лишая объект управления своего голоса, вынуждает его изъясняться на языке бюрократического аппарата, преследующего свои собственные интересы.
Жанр избранных сочинений рискованный. Работы, написанные в разные годы, при разных конкретно-исторических ситуациях, в разных возрастах, как правило, трудно объединить в единую книгу как по многообразию тем, так и из-за эволюции взглядов самого автора. Но, как увидит читатель, эти работы объединены в одну книгу не просто именем автора, а общим тоном всех работ, как ранее опубликованных, так и публикуемых впервые. Искать скрытую логику в порядке изложения не следует. Статьи, независимо от того, философские ли, педагогические ли, литературные ли и т. д., об одном и том же: о бытии человека и о его душе — о тревогах и проблемах жизни и познания, а также о неумирающих надеждах на лучшее будущее.
