Введение в философию желания - [5]

Сложность анализа обращений к феномену желания в истории философии заключается в том, что подчас, говоря по сути о желании, философы использовали другие термины, и, напротив, рассуждая о чем-то, не имеющем к желанию никакого отношения (например, о потребности или о сексуальном инстинкте), использовали именно это слово. В первом случае – это, например, «преображенный эрос» Вышеславцева, «воля к власти» Ницше, «воля к жизни» Шопенгауэра, «вожделеющее сознание» Гегеля, «бытие-для-другого» Сартра, «экзистенция» Кьеркегора, «жизненный порыв» Бергсона. Локк различает желание как простое беспокойство и хотение (воление), в определении которого он включает те характеристики, которые Ницше и Вышеславцев, например, относят скорее к желанию. Гоббс прямо отождествляет желание с волей. У Бодрийяра желание отождествляется скорее с сексуальной потребностью, голосом природы, и потому перестает быть собственно желанием, тогда как в концепции соблазна философ подчас имеет в виду именно желание. Философы к тому же часто говорят о желании на языке мифа и метафоры.

При всей частоте обращений к желанию в философии отсутствует собственно философское понятие желания. Как следствие этого в философии используют понятия желания, заимствованные из психологии, социологии и других дисциплин:

– Желание как психоаналитическое понятие, понятие эмпирической психологии и философской психологии может означать: (1) пассивный или активный аффект; (2) ментальную установку в рамках намеренности с функцией мотивации поступка; (3) агента действия (наряду с уверенностью и намерением); (4) стремление сохранять или усиливать способность к действию; (5) способность подвергаться влиянию и способность влиять.

– Желание как социологическое понятие может означать: (1) образ жизни, ориентированный на творчество, выявление индивидуальности; (2) стиль жизни, который свободно выбирается;

– Особый вопрос – сексуальное желание. Сейчас в социологии сексуальности желание может означать: (1) сексуальное поведение; (2) гендерную идентичность; (3) сексуальную ориентацию;

– Желание в философской психологии означает: (1) критерий готовности, предрасположенности к деятельности или (2) критерий личной вовлеченности в дело, собственной заинтересованности в нем.

Мы видим, что при всей частоте обращения к феномену желания в философии секрет желания остается не разгаданным. Всякий раз желание словно ускользает от определения. В чем же тут дело? На мой взгляд, здесь сказывается боязнь при анализе личного акта желания «завязнуть» в чисто субъективном. Вслед за Д. фон Гильдебрандом, осудившим в «Метафизике любви» предосудительный страх философов перед «субъективными личными актами», следует критически отнестись к приверженности научно ориентированной философии к миру элементарных, объективных реалий, служащей едва ли не главным препятствием пониманию сущности таких феноменов как любовь, желание, уверенность, сомнение, намерение[3].

Представление о том, что «безличное бытие объективнее личностного», – ложно. Гильдебранд доказывает, что «личностное бытие иерархически несравненно выше любого имперсонального бытия, и если человек отдает должное особым свойствам личностного бытия, то он намного глубже проникает в бытие как таковое и в метафизику»[4]. Немецкий философ пишет: «Очевидно, при рассмотрении бытия, свойством которого является сознание, совершенно бессмысленно считать учитывание этого фактора «скатыванием в психологию». Невозможно познать в их подлинной сущности такие акты, как воление, любовь, радость, скорбь, раскаяние, если исходить из чистых, более или менее отдаленных аналогий, а не из буквального, подлинного смысла самих этих актов, которые нам непосредственно даны как таковые. Если мы хотим познать сущность воли, не имеет никакого смысла исходить из аналогичных феноменов, например, из инстинктивного влечения животного или, тем более, из аналогичных «влечений» растительного царства: мы должны исходить из человека, и именно не из его чисто инстинктивных стремлений, а из поступка в подлинном смысле слова, где наша воля отчетливо представлена во всех своих характерных особенностях. Рассматривать аналогии имеет смысл только тогда, когда мы уже проанализировали сущность воли в том, где она сама непосредственно дана нам, – в этом случае аналогии привлекаются для того, чтобы подчеркнуть специфическое отличие собственно воли от этих аналогий. Исходить из аналогий и рассматривать их в качестве рода, считая, что тем самым исследование воли переводится на более обобщенный и «более метафизический» уровень, – это верный способ заведомо затемнить ее сущность и не увидеть ее подлинной специфики» (Пролегомены, с. 7–8).

Отсюда – вторая ошибка: в исследовании феномена желания ограничиваются изучением феноменов, аналогичных ему. Но тщетно пытаться понять желание, анализируя потребность или постигая действие искры, огня или разряда.

Не следует также сущность желания усматривать в чем-то, что определяется в качестве его основы. Грубой ошибкой было бы, например, представлять желание половым инстинктом. Методологическое заблуждение – раскрывать сущность желания через какое-то другое явление, принципиально от него отличное, или впадать в редукционизм, когда желание как