Введение в философию - [42]

Поэтому по отношению к сущности философии недопустимо говорить, что философия пришла к концу. При любых катастрофах философия остается как фактическое мышление отдельного человека, которое в духовно бесплодные времена не поддается учету на уровне одиноких творений. Философия во все времена подобна религии.

Идея развития еще и потому является для истории философии лишь несущественной точкой зрения, что каждая великая философия совершается всецело сама в себе, она живет особняком, безотносительно ко всеобъемлющей исторической истине. Наука продвигается таким образом, что каждый новый шаг на ее пути превосходит предыдущий. Становление философии, согласно самому ее смыслу, должно полностью осуществляться в конкретном человеке. Поэтому было бы противоречием выстраивать философов в ряд, ставить их в отношения подчинения как шаги одного пути, как предварительные ступени.

Четвертое: вопрос о ранговом порядке. Философствование — идет ли речь об отдельном мыслителе или о типических воззрениях эпохи — осознает для себя определенный ранговый порядок. История философии - не нивелированное поле бесчисленных равноправных сочинений и мыслителей. Существуют смысловые связи, которых достигают лишь немногие. Прежде всего, есть наивысшие точки, солнечные светила в армии звезд. Однако дело обстоит не таким образом, как будто устанавливается некий единственный, имеющий для всех значение окончательный ранговый порядок.

Существует значительное расстояние между тем, что осознается в ту или иную эпоху всеми, и тем, что составляет содержание создаваемых в это время философских сочинений. То, что рассудок большинства находит само собой разумеющимся, может также быть высказано в форме философии и подлежать тем самым бесконечному прояснению в сочинениях великих философов. Умиротворенность знающего свой предел вникания, удовлетворенность увиденным миром, затем стремление к расширению горизонта, вопрошающее стояние на границе — все это называется философией.

Мы провели аналогию между историей философии и авторитетом религиозной традиции. Хотя в философствовании у нас и нет канонических книг, подобных тем, какими обладают религии, нет авторитетов, которым надо было бы просто следовать, нет никакой окончательной истины, которая признавалась бы существующей, однако целостность исторической традиции философствования, этого депозита неисчерпаемой истины, показывает пути к современному философствованию. Традиция — это увиденная глубина уже помысленной истины, сопровождающаяся непрестанным ожиданием, это неисчерпаемость великих сочинений, это принимаемая с глубоким почтением действительность великих мыслителей. Сущность такого авторитета в том, что он не требует от человека однозначного послушания. Задача состоит в том, чтобы с помощью этого авторитета, самостоятельно Удостоверившись в нем, прийти к самому себе, в том, чтобы в его первоистоке вновь обрести собственный первоисток.

Только на основании серьезного философствования в настоящем можно достичь соприкосновения с вечной философией в историческом явлении. Историческое явление — это средство, с помощью которого осуществляется глубинная связь с общим настоящим.

Поэтому историческое исследование следует по ступеням близкого и далекого. Добросовестно философствующий знает, с чем он всякий раз имеет дело, когда исследует тексты. То, что выступает на переднем плане, должно стать ясным и способствовать уверенному владению понятым знанием. Однако смысл и вершина исторического проникновения — это мгновения согласия и понимания в первоистоке. Здесь просвечивает то, что только и придает исследованиям, разворачивающимся на переднем плане, смысл и приводит их к единству. Без этого посредничества философского первоистока вся история философии в итоге будет вереницей заблуждений и курьезов.

Так история, пробудив меня, превращается в зеркало того, что является моим собственным: в отражении я созерцаю то, что сам мыслю.

История философии — пространство, в котором я дышу, размышляя, — с неподражаемым совершенством показывает прообразы для моих собственных разысканий. Она вопрошает посредством того, что в ней уже было испытано, удалось или потерпело неудачу. На примере отдельных своих представителей она со всей своей безусловностью воодушевляет нас на то, чтобы следовать по их пути.

Принять философию прошлого в качестве нашей собственной столь же маловероятно, как еще раз создать древнее произведение искусства. Можно лишь копировать, вводя тем самым в заблуждение. У нас нет, как у боговдохновенного читателя, такого текста, в котором мы располагали бы абсолютной истиной. Поэтому древние тексты мы любим точно так же, как и древние произведения искусства, в истину одних мы погружаемся в той же мере, как и в истину других, мы соприкасаемся с ними, однако при этом всегда остается даль, нечто недосягаемое и неисчерпаемое, с чем мы все-таки постоянно живем и от чего наконец мы отталкиваемся навстречу современному философствованию.

Ибо смысл философствования - в его современности У нас только одна действительность - здесь и теперь То что мы в результате наших уклонений упускаем больше никогда не вернется; растрачивая себя впустую, мы теряем и бытие. Драгоценен каждый день, одно мгновение может быть всем.