Введение в философию - [27]

Если при этом апеллируют к Христу и Новому Завету, то это правомерно только по отношению к некоторым церковным и теологическим явлениям тысячелетий, но неправомерно, если имеются в виду исток и истина самой библейской религии. Последние живы только в русле подлинного просвещения и проясняются философией, которая принимает участие в том, чтобы сохранять это исконное содержание для человеческого бытия в новом техническом мире.

Однако то, что нападки на просвещение все снова и снова кажутся имеющими смысл, основывается на искаженном понимании просвещения, по отношению к которому нападки на самом деле оправданны. Искажения могут возникать из-за трудности задачи. Это правда, что в ногу с просвещением шествует энтузиазм становящегося все более свободным человека, который благодаря своей свободе чувствует себя более открытым божеству, — этот энтузиазм снова и снова возобновляется каждым человеком, который начинает становиться на ноги. Но в таком случае просвещение очень скоро может превратиться в едва ли приемлемое притязание. Ибо, исходя из самой свободы, мы никак не можем однозначно услышать Бога — его можно расслышать только в ходе жизненных хлопот благодаря мгновениям, в которых человеку даруется то, что он никогда бы не смог придумать сам. В данное человеку мгновение он не всегда оказывается в состоянии выносить бремя критического неведения и сохранять одну лишь готовность к тому, чтобы вслушиваться. Он хотел бы со всей определенностью обладать знанием чего-то самого последнего.

После того как человек отбрасывает веру, он полностью отдается рассудочному мышлению, от которого ошибочно ожидает достоверности во всем, что играет в жизни решающую роль. Но поскольку мышление этой достоверности обеспечить не может, подобное притязание может быть исполнено только посредством обмана, т. е. когда нечто конечное и потому определенное — один раз одно, другой раз другое и так до бесконечности — абсолютизируется до Целого. Та или иная мыслительная форма просто принимается как единственная, выполняющая познавательную функцию. Утрачивает свою непрерывность постоянная самопроверка, от которой освобождаются благодаря видимости окончательной достоверности. Любое случайное и привязанное к конкретной ситуации мнение претендует на истину, однако, обладая кажущейся ясностью, .оно оборачивается, скорее, слепотой. Поскольку подобное просвещение утверждает, что человек может знать и мыслить все, опираясь исключительно на собственное усмотрение, оно представляет собой не что иное, как произвол. Оно осуществляет это невозможное притязание посредством половинчатого и необузданного мышления.

Против таких искажений помогает не упразднение мышления, но только осуществление мышления вместе со всеми его возможностями, с его критическим осознанием границ и действенными актуализациями, которые прочно укоренены в общей взаимосвязи познания. Только такое развитие мышления, которое осуществляется вместе с самовоспитанием всего человека, препятствует тому, чтобы любое мышление, превращалось в яд, а свет просвещения — в убийственную атмосферу. Необходимость веры становится ясна только просвещению в его чистом виде. Пять основоположений философской веры нельзя обосновать как научные тезисы. Невозможно добиться веры рационально ни посредством науки, ни посредством философии.

Это заблуждение ложного просвещения, что рассудок может познавать истину и бытие, опираясь только на себя. Рассудок находится в зависимости от чего-то другого. В качестве научного познания он зависит от присущего опыту созерцания. Выступая в качестве философии, он зависит от содержания веры.

Рассудок может, конечно, в процессе мышления представлять нечто перед нашими глазами, очищать, разворачивать, однако ему должно быть дано то, что дает его полаганию предметное значение, его мышлению — исполнение, его действиям — смысл, его философствованию — бытийное содержание.

Откуда возникают предпосылки, от которых оказывается зависимым наше мышление, не вызывает в конце концов никакого сомнения. Они коренятся в Объемлющем, исходя из которого мы живем. Если сила Объемлющего не проступает в нас, то мы имеем склонность к приведенным выше пяти отрицаниям, которые порождаются нашим неверием.

Предпосылки наглядного опыта приходят из мира, они осязаемы извне, предпосылки веры — из исторического предания. Обладая такой внешней формой, эти предпосылки представляют собой всего лишь руководства, с помощью которых только и можем выйти к подлинным предпосылкам. Внешние предпосылки предполагают постоянную проверку, и при этом осуществляющий такую проверку рассудок фигурирует здесь не как судья, который, опираясь на самого себя, знает, что истинно, но как средство. Рассудок проверяет опыт на другом опыте, и транслированную традицией веру он также проверяет, опираясь на другую веру, а глубже и всю традицию, — опираясь на изначальное пробуждение: содержания, проистекающего из истока собственной самости. В науках порождаются необходимые для сферы опыта воззрения, которых не избежать тем, кто вступает на соответствующие пути; в философии благодаря пониманию и введению традиции в современность становится возможным внутреннее осознание веры.