Введение в человечность - [20]
Девчонки неглупыми оказались, все сразу поняли. А может, и Николай сказал, что такое состояние мое вполне вероятно. В общем, удивляться не стали.
Лежал я, как Наташа мне объяснила, в отдельной реанимационной палате Мариинской больницы. Лежал давно, уже три недели. Я-то! Осёл, право слово, думал, что только вчера со мною эту лоботомию провернули. Оказывается, состояние мое было после операции нашей хитроумной не просто тяжелым. Критическим. Поэтому и в больницу меня на скорой доставили. Врачи, спасибо им огромное, за жизнь мою никудышную трое суток боролись, из состояния клинической смерти вернули. Это ж надо! А я и ведать не ведал. Да, ребята, придется мне теперь всю жизнь оказанное доверие отрабатывать.
По легенде, как Наташа сказала, у меня полная потеря памяти, я ничего и никого не помню, что случилось со мною — не знаю. А выпишут, там все и образуем потихонечку. Алена, мол, сестра, а Наташа — невеста, поэтому их и пускают в мою палату. Забирать тоже они приедут, но это еще не скоро, недели через две минимум. Пока лежи, Сервелат, наслаждайся первыми впечатлениями от человеческой жизни. Кормить с ложки будут, ешь. Не получится, через трубочку пищу прямо в желудок введут, так что, мол, не волнуйся. Помереть не дадут. Столько сил, чтобы жизнь вернуть, вложили…
Вот так, Леша, и стал я человеком. Сам, значит, виноват. Но после драки, как говорится, кулаками не машут. Пришлось привыкать к новому телу, адаптироваться, так сказать, к чуждым для моей сущности условиям обитания. Ничего, в прошлом это все теперь осталось. В далеком, Алексей, и почти нереальном прошлом…
Слушаешь ты меня, Леша, и вспоминаешь невольно любимого тобою писателя. Только не говори, что это не так, не поверю. Почему? Да потому что знаю тебя не первый день. Думаешь, прочитал Сервелант Николаевич «Собачье сердце» и возомнил себя Шариковым… Нет, брат, согласись, что пример для подражания не самый удачный. Полиграф Полиграфычем только дурак в наше время стать захочет. И потом, там собачка в человека превратилась, что само по себе физиологической природе противно. Мне же новое тело дали. То есть, по большому счету, превращений никаких сказочных и не было. Грубо говоря, мои мозги вживили в человеческое туловище. Объединили, так сказать две сущности, одна из которых не хотела, как Маркс с Лениным писали, жить по-старому, а другая не могла, потому что все равно умерла насовсем насильственным, так сказать, способом. Чем-то тяжелым и острым по голове бедолагу ударили, мозги почти все и вытекли. А я, благодаря этому неприятному событию, стал синтетическим гуманоидом, как Николай меня однажды назвал.
Не буду тебя мучить длинным и нудным рассказом о том, как меня жевать учили, говорить, руками и ногами двигать, ходить, наконец, и прочие нужды-надобности моего непривычного организма справлять. Скажу только, что времени на это ушло много — полгода почти. Жил я тогда в Колиной квартире с Наташкой моей. Николай, наконец, к Татьяне переехал, нам свою жилплощадь предоставив. Я, Леша, тогда за папашу своего (Коля стал им теперь по праву) переживал очень сильно. А ну как академик, Танин отец и Николаев директор в одном флаконе (прости за нынешний сленг), начнет изводить их. Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Чудов в институте числился на хорошем счету, лабораторию вывел в передовые, уважаемым стал. Даже карточку с егойным портретом на доску у входа кнопками пришпилили. А Марина, оказывается, все деду с бабкой уже давно рассказывала, хитрюга такая. Ну, они уже и не возражали. Привыкли. Да и кому ж из нормальных родителей хочется свою дочь несчастной год за годом наблюдать? В общем, все к лучшему обернулось.
Мне тело досталось удачное, если можно так выразиться. Во-первых, было оно невостребованное, беспризорное. Глупейшим образом погибшего человека, в котором я теперь поселился, никто не искал. Даже имени мы его бывшего тогда не узнали. Во-вторых, внутренних повреждений или болячек скрытых тоже не нашли, кроме мозга, естественно, но это дело нам на руку сыграло, я говорил. Почки, печень, сердце, легкие и прочие потроха — все было в полном, как француз знакомый давеча сказал, ажуре. В порядке, значит. В-третьих, возраст подходящий — лет двадцать пять, да и внешность ничего себе, как ты даже теперь видишь. Я хоть и постарел значительно, но красоты природной не утратил.
С документами тоже проблем не возникло. Возле Гостинки какому-то шнырю Саша заказал целый комплект, включая диплом о высшем образовании. Единственное, что теперь подозрение вызывало, это неумение твоего покорного слуги писать. Точнее, подпись-то свою я ставить на бумажках всяких научился, без этого никуда — ни зарплату получить, ни в партию вступить. Анкеты выдаваемые под разными предлогами домой уносил, мол, подумать надо, как точнее заполнить, а там, как понимаешь, Натаха на подхвате.
Имя в паспорт поставили Сервелант Николаевич Московский (по моему настоятельному требованию; Коля заставил имя изменить, а то — «Сервелат», сказал, звучит очень колбасно), место рождения — город Йошкар-Ола Марийской АССР (все равно мало кто знает, где такой находится, поэтому врать о местных красотах родины можно все, что угодно), год рождения — 1946-й (как раз, получается, институт только закончил). А закончил я, Леша, не поверишь — Читинский государственный университет. Биолого-химический факультет, как ты, наверное, уже догадался.
Чтоб раскрыть тайну исчезновения Янтарной комнаты, можно прошерстить все архивы человечества за последние три четверти века. Но куда приятнее отправиться в путешествие. Кому секрет, что занимательнее кататься по заграницам, нежели просиживать штаны над нечитабельными фолиантами? Да и узнаешь ли самое интересное, всматриваясь в сухие отчёты какого-нибудь по праву забытого группенфюрера? Например то, зачем приложил свою руку к исчезнувшей ныне реликвии Варфоломей Растрелли. Он же архитектор, а не декоратор, верно? И ещё… Впрочем, нет — «ещё» внутри.
Современный русский писатель Алексей Баев представляет оригинальное течение в литературе, где парадоксальность происходящего воспринимается как должное. Поставангардность подкреплена грамотным легким языком, новизной мотивов, неожиданными сюжетными поворотами. Все, что читатель видит в произведениях автора, кажется одновременно невозможно абсурдным и абсолютно объяснимо реальным. Сборник «Грехи и погрешности» – это избранные сочинения Баева. Некоторые из них уже были доступны широкой публике в различных изданиях и на интернет-площадках, другие увидят свет впервые.
Он уходит в себя, чтобы побыть в одиночестве, ты — дабы укрыться от проблем и суеты бурлящей жизни. Она погрузилась в свой мир, потому что очень хочет найти близкого друга и любимого человека, который, умирая, нацарапал карандашом на обрывке неведомый адрес: Tiki, 2. Тот, ясно, вовсе не земной — Оттуда никто не возвращается. Ну, может, не «никто», а «большинство из». Потому как пока ещё живые не верят, что душу можно вернуть. Но ведь можно?! Главное — отыскать загадочный объект под названием Тики Ту. И это второй роман диптиха «Пределы & Переходы». Обложка проиллюстрирована картиной П.
Время летит. И вот тебе уже совсем скоро исполнится тридцать, а за душой по-прежнему ничего — ни дома, ни семьи, ни «сбычи мечт». И даже замечательные комиксы, которые ты вдохновенно рисуешь по вечерам, сидя за письменным столом в крохотной съёмной квартирке, пока ещё никого не впечатлили. Кроме, может быть, собственного ангела-хранителя — интеллектуала и вообще большого умницы, — древнего ценителя настоящего искусства, да одного твоего далёкого предка. Бессмертного духом художника. Поля Гогена… Короче, цок.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.