Введение в человечность - [19]
То немногое, что осталось от моего некогда великолепного тела (жалкое, скажу тебе, зрелище) еще трепыхалось на разделочной доске, остальное кипело, испарялось, разлагалось на молекулы и атомы, составлялось в какие-то генетические цепочки… Я начал терять сознание. Последнее, что промелькнуло у меня в мозгах перед полным забвением, были слова из какого-то кино: «Скорее электрошок, мы его теряем!..» И я погрузился во тьму…
…Проснулся ночью. Никого вокруг нет, лежу на чем-то мягком — на кровати, наверное, из носа какая-то трубка торчит и в темноту уходит. Из носа, Леша, представляешь? Из моего носа! Нет, ты вслушайся в эту фразу! Если сказать, что я обалдел, значит, ничего не сказать. У меня есть нос, значит есть и все остальное! Ура! Ур-рааа! По-лу-чи-ло-сь! Ай да, Николай! Ой, ребята, век не забуду! Что я могу для вас сделать?
Положительные эмоции, Леша, так и перли из меня. Радостно было, жить хотелось на полную катушку, по земле бегать, Наташку любить, веселиться… Всего хотелось! Всего и сразу! И чувствовал я себя таким счастливым, таким… Не передать словами.
Захотелось мне встать скорее с постели, чтобы посмотреть на себя. Ведь должно быть зеркало, мы с Николаем об этом на всякий случай еще до операции договаривались. Ага, встал! Не тут-то было. Только изогнуться и смог… Тушку-то я, Леша, новую приобрел, а двигался все по-старому — как колбаса, в общем. Не так-то все просто, брат, оказалось на самом деле. Понял я тогда, что многому мне еще предстоит научиться, прежде чем тело свое в полном смысле слова обрести. Что оставалось делать? Ждать, когда кто-нибудь явится. Звать боялся. Глаза к темноте привыкли, контуры предметов различать стал и понял, что раньше я в этом месте не был. Думаю, крикнешь кого, а явится незнакомец. Что я скажу? Удачную, мол, операцию перенес по превращению из колбасы в человека?! Нет, это невозможно. Увезут на той же машине, что и Тычкова… В то же самое веселое заведение… Не хочется что-то. Изначальная моя эйфория улетучилась, словно и не было ее.
Эх, Алексей, знал бы ты, как тяжело чувствовать себя колбасой, когда ты уже стал человеком. Мне тогда казалось, будто я что-то безвозвратно потерял, и этого непонятного чего-то было так же безвозвратно жаль. Если раньше я знал, чего хочу, цель в моей жизни была, то теперь чувства мои пребывали в полном смятении. Началась душевная паника, нестерпимая ломка. Да, я понимал, что стоит только разобраться в себе, разложить все по полочкам, и жизнь моя вновь наполнится смыслом. Но как это сделать, когда думаешь сразу обо всем? Словно мечешься по мелководью от одной скалы к другой, а вода прибывает и прибывает. Кажется, что не успеешь, что сейчас приливная волна накроет тебя с головой, и от этого начинаешь паниковать и суетиться все сильнее. А догадаться, что стоит всего-то взобраться на одну из скал — смекалки не хватает. Смятение уже тобой овладело…
Была надежда, что сейчас откроется дверь, и войдет кто-нибудь, протянет руку помощи, вытащит меня из проклятого этого состояния. Но никто не приходил. Темнота начинала давить на мозг, разрушая его черным мистическим ужасом. Я попытался успокоиться и заснуть, но только закрывал глаза, сразу появлялись передо мной жуткие чудовища, которые, словно сговорившись, вторили друг другу — ну что, Сервелат, допрыгался? Отныне ты человек, человек, человек… Теперь жизнь твоя превратится в кошмар, кошмар, кошмар… Ты теперь один из миллиардов этих примитивных двуногих, но далеко не лучший из них… Ты стал посредственностью… Но ведь ты этого хотел, хотел, хотел… Получил?
Получил, получил, получил…
Господи, как я в ту ночь с ума не сошел? Сам не знаю. Честное слово — как вспомню, Леша, так вздрогну…
Заснуть, наконец, удалось.
Разбудили меня веселые голоса, звучавшие совсем рядом:
— Нет, Наташка, ты только посмотри на него! Вылитый Ален Делон! Да, везет же некоторым. Мой-то Саня, скорее на артиста Леонова похож, — смеялась Аленка.
— Зато, добрый и умный! Чего тебе еще надо? Хорошего человека встретила — держись за него. Знаешь, Алена, Сашка — мужик надежный. Он тебя всю жизнь, как буксир за собой тащить будет. А это, поверь моему горькому опыту, большая в наши дни редкость. Антиквариат. Такие, как Саня с Николаем, на вес золота.
Я узнал Наташин голос. Она говорила серьезно. Интересно, какой такой горький опыт у нее, уж не я ли? Да нет, с чего бы это. Я ей плохого не делал, да и не сделаю никогда, надеюсь. Потому что люблю очень. Странно, ничего она мне не рассказывала…
— Ой, смотри, глаза открыл! Ну, как ты себя чувствуешь? — первым заметила мое пробуждение Аленка.
— Привет, Большой Змей, поздравляю с удачным завершением эксперимента. Ну, чего ты такой грустный? — Наташа смотрела на меня тепло, но как-то, как мне показалось, слегка отстраненно, будто и впрямь я любимая за одни лишь глаза знаменитость.
Я хотел ответить, что все нормально, но когда открыл рот, то понял, что слова произнести не могу. Нет, Леша, не от волнения! Не могу, потому что не умею. Вот, мля, открытие сделал! Хоть стой, хоть падай. Черт, и встать-то не получается. Колбаса колбасой! Был, значит, человекообразной колбасой, а стал колбасоподобным человеком. Эх, елки-палки.
Чтоб раскрыть тайну исчезновения Янтарной комнаты, можно прошерстить все архивы человечества за последние три четверти века. Но куда приятнее отправиться в путешествие. Кому секрет, что занимательнее кататься по заграницам, нежели просиживать штаны над нечитабельными фолиантами? Да и узнаешь ли самое интересное, всматриваясь в сухие отчёты какого-нибудь по праву забытого группенфюрера? Например то, зачем приложил свою руку к исчезнувшей ныне реликвии Варфоломей Растрелли. Он же архитектор, а не декоратор, верно? И ещё… Впрочем, нет — «ещё» внутри.
Современный русский писатель Алексей Баев представляет оригинальное течение в литературе, где парадоксальность происходящего воспринимается как должное. Поставангардность подкреплена грамотным легким языком, новизной мотивов, неожиданными сюжетными поворотами. Все, что читатель видит в произведениях автора, кажется одновременно невозможно абсурдным и абсолютно объяснимо реальным. Сборник «Грехи и погрешности» – это избранные сочинения Баева. Некоторые из них уже были доступны широкой публике в различных изданиях и на интернет-площадках, другие увидят свет впервые.
Он уходит в себя, чтобы побыть в одиночестве, ты — дабы укрыться от проблем и суеты бурлящей жизни. Она погрузилась в свой мир, потому что очень хочет найти близкого друга и любимого человека, который, умирая, нацарапал карандашом на обрывке неведомый адрес: Tiki, 2. Тот, ясно, вовсе не земной — Оттуда никто не возвращается. Ну, может, не «никто», а «большинство из». Потому как пока ещё живые не верят, что душу можно вернуть. Но ведь можно?! Главное — отыскать загадочный объект под названием Тики Ту. И это второй роман диптиха «Пределы & Переходы». Обложка проиллюстрирована картиной П.
Время летит. И вот тебе уже совсем скоро исполнится тридцать, а за душой по-прежнему ничего — ни дома, ни семьи, ни «сбычи мечт». И даже замечательные комиксы, которые ты вдохновенно рисуешь по вечерам, сидя за письменным столом в крохотной съёмной квартирке, пока ещё никого не впечатлили. Кроме, может быть, собственного ангела-хранителя — интеллектуала и вообще большого умницы, — древнего ценителя настоящего искусства, да одного твоего далёкого предка. Бессмертного духом художника. Поля Гогена… Короче, цок.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.