Вурдалак - [31]

— Похоже, отказали обе почки, — вынес приговор доктор. — Он очень болен, Дебора. Конечно, можно сделать анализы, но мне кажется, гуманнее всего его усыпить.

Дебора долго молчала, пытаясь представить себе жизнь без самого близкого существа, пустой осиротевший дом. Наконец она едва слышно спросила:

— Он мучается?

— Да, — ответил ветеринар.

— Вы сделаете это сейчас?

— Я думаю, так будет лучше.

Слова не шли у нее с языка, и она кивнула.

Дебора нагнулась и взяла Мистера Нибса на руки, как ребенка. Она посмотрела в затуманенные катарактой глаза бедняги и крепко, от всей души обняла его — в последний раз.

— Нибберс, ты относился ко мне лучше любого человека. Ради бога, прости меня! Я так тебя люблю!

Сдерживая подступающие слезы, она осторожно опустила кота на стол, погладила и быстро вышла из комнаты.

Сестра в приемной, раз взглянув на нее, сказала: насчет оплаты не беспокойтесь, за счетом можно будет зайти потом. Дебора ответила — спасибо, вы очень любезны, — и ушла из лечебницы. Одна.

Битый час она бесцельно бродила по улицам старого города. Одетый чистым белым снегом Провиденс был великолепен, и все прохожие, попадавшиеся Деборе навстречу, улыбались. В ясном синем небе сияло солнце, озаряя здание городского рынка на площади за рекой, восточнее Большого моста, и за ним — старые крыши и колокольни Колледж-Хилл. Оно сверкало в стеклах старинных окон с частыми переплетами, вспыхивало в полукруглых слуховых окошках высоко над двумя маршами лестниц в чугунном кружеве перил и слепящей белизной горело на шпиле Первой баптистской церкви Америки.

Здесь бросали якорь торговые суда Ост-Индской компании, чтобы затем отправиться по треугольному маршруту колониальной торговли: ром в Африку, рабов на Карибы, черную патоку — домой, где из нее сделают ром. И с ним — снова в рейс.

Отсюда, по слухам, в недра Колледж-Хилл уходили туннели — то ли часть подземной железной дороги, уносившей беглых рабов к свободе, то ли тайный путь доставки живого товара хозяевам после запрещения работорговли.

Впрочем, сейчас это ничуть не занимало Дебору: она вспоминала крохотного, игривого котенка, каким Мистер Нибс был много лет назад.

«Как бы я без тебя пережила проклятые годы в том доме, Нибс?» — думала Дебора.

Она начала подниматься на холм по Колледж-стрит — и напрасно; не следовало ходить этой дорогой. Ожили воспоминания, погрузившие Дебору в еще более глубокое уныние. Там, где Колледж-стрит пересекалась с Бенефит-стрит, на юго-восточном углу перекрестка темнел неоклассический фасад построенной в 1753 году галереи «Атенеум». Здесь, в одной из старейших библиотек Америки, Эдгар Аллан По назначал встречи Саре Хелен Уитмен. [20] Для Деборы По означал его. На следующем перекрестке, на углу Колледж- и Проспект-стрит, напротив дома № 66, последнего прибежища Лавкрафта, стояла Библиотека Джона Хея — библиотека Университета Брауна, собравшая самые значительные произведения Лавкрафта. Лавкрафт для Деборы тоже означал его.

Дебора Лейн отправилась домой.

Еще не оправившись от решения усыпить Мистера Нибса, она не глядя достала из ящика почту.

Отперла дверь, увидела пустоту на том месте, где кот обыкновенно дожидался ее возвращения, и ее захлестнула тоска.

Дебора просмотрела почту.

Счет от компании «Эксон».

Письмо от нью-йоркского издателя.

«Только письмо!» — подумала Дебора. Рукопись не вернули. Значит, ее хотят опубликовать!

Она торопливо надорвала конверт и тотчас разочаровалась.

Дорогая мисс Лейн!

Касательно Вашего романа «Дуют пассаты».

К сожалению, мы не видим возможности издать Вашу книгу.

Главная героиня обрисована бледно. Отношения между полами в романе весьма чопорные. Складывается впечатление, что Коринна Грей боится мужчин. Это не то, чего ждет от романтической литературы современная женщина.

Спасибо за предоставленную возможность ознакомиться с рукописью.

Джеки Сим, младший редактор.

P. S. Рукопись высылаю бандеролью.

Дебора поникла. Тринадцатый отказ! Список крупных издательств стремительно сокращался. Потом она заметила третий конверт, и внутри у нее все перевернулось.

«О господи, нет. Только не это», — подумала она в отчаянье.

Письмо было отправлено шесть дней назад, из Лондона. Внутри лежал листок темно-серой бумаги. Черные машинописные буквы складывались в слова:

Деб!

Прошлой ночью, моя вкусненькая, мне снилась твоя мох-натка.

Ты меня не знаешь, зато я знаю тебя. И, прежде чем мы расстанемся, узнаю каждый дюйм твоей дырки.

В один прекрасный день, когда ты меньше всего будешь этого ждать, моя милая, я приду насладиться тобой.

Я подвешу тебя голенькую к потолочной балке и буду лизать твой садик до тех пор, пока ты не начнешь орать и не кончишь прямо мне на лицо.

Но то, что я сделаю потом, тебе вряд ли понравится.

Время пустить кровь, детка.

Твой Хозяин, сид.

Дебору чуть не стошнило от омерзения.

Она подошла к входной двери и заперла ее на все три замка.

Когда она повернулась, на глаза ей попался маленький, белый, сложенный пополам кружок на углу стола в прихожей.

Дебора взяла в руки противоблошиный ошейник, снятый с кота перед уходом к ветеринару.

— О, Нибс! — воскликнула она, давясь слезами. Дамба, сдерживавшая наплыв чувств, рухнула.