Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968 - [2]

Сегодня это, увы, так. Но те немногие, кто в далеком 1968 году нашел в себе силы усомниться в правоте системы или пойти ей наперекор, все же внесли свой вклад в крах коммунизма. Они доказали: противостоять соблазну «быть и думать как все» можно было даже в условиях одной из самых бесчеловечных и опасных политических систем в истории человечества. Книга Йозефа Паздерки дает надежду на то, что россияне рано или поздно извлекут уроки из прошлого и назовут палачей – палачами, жертв – жертвами, а героев – героями.

Йозеф Паздерка Русская Пражская весна

«Была жизнь до 21 августа 68 года и после 21 августа 68 года. И все говорят: мы дети 68-го. Мы дети 68-го в том смысле, что это был год нашего самоопределения. В этот день, прямо или косвенно, для огромного количества людей определилась их будущая судьба, которая кого-то привела в диссидентское движение, кого-то даже в тюрьму, кого-то абсолютно сознательно в эту минуту она привела в коммунистическую карьеру».

Эти слова русского диссидента и историка Арсения Рогинского звучат для многих чехов и словаков несколько неожиданно. Они не предполагали, что люди в СССР настолько разделяли их чувства, связанные с вторжением в августе 1968 года. Эти слова напоминают чехам и словакам о важном факте – о том, что они были далеко не одиноки, когда переживали свою «Пражскую весну».

И у русских была своя «весна», вернее «оттепель». Она началась раньше – с выступления Никиты Хрущева на XX съезде КПСС в 1956 году, – и проходила сложнее. Однако именно она фактически распахнула двери весне пражской, подняв волну либерализации в восточном блоке. В своей заключительной фазе эта советская «оттепель» неожиданно интенсивно переплелась с событиями в Праге, а трагическую черту под ней подвело вторжение 21 августа 1968 года.

Расставание с жестокой сталинской эрой в Советском Союзе не было однозначным и прямолинейным: ломка сталинизма происходила медленно и сложно. Хрущевский режим кидало из крайности в крайность. Однако полуобразованный, циничный и ловкий Первый секретарь ЦК, суливший советским гражданам в обозримом будущем жизнь при коммунизме, запустил процессы, постепенно выходящие из-под жесткого контроля тоталитарной системы. В 1961-м Сталин тихо исчезает из Мавзолея. Год спустя в журнале «Новый мир» выходит повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Потрясением основ стало не столько содержание этой повести, сколько самый факт публикации в советской печати произведения, посвященного лагерям.

На советской культурной сцене начинают появляться новые лица. Негромко и проникновенно звучат голоса неизвестных прежде поэтов и бардов – Окуджавы, Галича; через какое-то время к ним присоединится и молодой московский актер Владимир Высоцкий. В 1966-м кинорежиссер Андрей Тарковский завершает своего «Андрея Рублева». «Ощущение свободы, свободы говорения, свободы обсуждений, оно прибавлялось и ничем не было ограничено», – так описывает Рогинский атмосферу 1960-х годов в Советском Союзе. Да, это было лишь подобие либерализации, ибо происходило в тоталитарном государстве – но происходило же! И имело свою силу.

Перемены начала 1960-х затрагивали не только политику и культуру. Под прочной корой тоталитарного монолита все сильнее бурлили экономические проблемы. За пятьдесят без малого лет советской власти эйфория и готовность трудиться безвозмездно выдохлись и испарились. Плановая экономка то и дело давала сбои. Промышленности недоставало современной техники, а коллективизированное сельское хозяйство не было способно накормить население. В первой половине 1960-х годов сильно подорожали молоко, мясо и другие продукты. В июне 1962-го правительство военной силой жестоко подавило протесты рабочих в Новочеркасске – на земле остались лежать 23 убитых и сотни раненых.

И все-таки, несмотря на противоречия и срывы, именно в те годы советское общество достигло своего пика. Средняя продолжительность жизни мужчин составляла 68 лет, это был лучший показатель за весь советский период; от главных соперников – американцев – советских людей отделяло всего неполных 2,5 года[1].

В самый разгар 1960-х заявило о себе первое послевоенное поколение – дети солдат, вернувшихся с фронта В середине 1960-х они постепенно взрослели. Это было поколение, не затронутое войной и полное стремлений менять мир вокруг себя, прорывающееся к свободе – пусть и в рамках тоталитарного государства. Большая часть советской молодежи отвернулась от прежних кумиров; она искала и находила новых – балерину Майю Плисецкую, футболиста Льва Яшина, комика Аркадия Райкина… Советские женщины впервые примерили брючные костюмы: для консервативного советского общества и это было революцией. Правда, во многие рестораны их в таком виде пока не пускали.

В Москве, Ленинграде, в столицах союзных республик, в других больших городах представители молодой либеральной интеллигенции пытались на волне «оттепели» отвоевать для себя, по примеру героя романа Пастернака «Доктор Живаго», хотя бы кусочек личной свободы (современный исследователь Владислав Зубок их так и называет: «дети Живаго»