Вторжение в частную жизнь - [3]

Ну да, примерно так. Хватит искать так называемую правду. Ваша задача – повышать раскрываемость. Улучшать процент. В строго определенных рамках.

Новое отделение приняло меня по-приятельски. Я получил отдельный кабинет со встроенным шкафом, старое кресло без ручек, дореволюционный насыпной сейф, который, правда, открывался тем же ключом, что и шкаф, пару стульев и стол на трех ножках. Вместо четвертой я подложил кирпич. В довесок к кабинету мне отдали территорию с населением в пятьдесят тысяч человек, площадью в три квартала и криминогенной обстановкой уровня черных гетто Чикаго. И со всеми безобразиями на этой самой территории я, не щадя сил и здоровья, должен разбираться. Что уже третий месяц и делаю. В замкнутом цикле.

Но что там у нас с «девяточкой»? Не нашлась. И Виктор Михайлович не звонит. Надо самому брякнуть. Бывали, кстати, вариации – найдет заявитель машину и на радостях забудет в милицию сообщить. А машина в розыске. Едет потом, едет, негодник, а гаишник его – цап-царап и мордой о капот. Не сразу, конечно, а когда машину проверит. И потом начинается…

Ладно, товарищ Ларин, хватит народ пугать, это уже другая опера.

Вот, собственно, с такой навязчивой идеей, то есть позвонить и узнать насчет своей будущей машины, утром декабрьского дня я подходил к отделу, заботливо принявшему меня в милицейское лоно. Он был не типовым двухэтажным, как мой прежний, а располагался в здании бывшего детсада, которое до этого, должно быть, принадлежало богатому купцу или дворянину. Мой сейф с монограммой-гербом на дверце лет сто назад стоял в рабочем кабинете купца. Купец хранил в нем фамильные драгоценности, векселя, банкноты, любовную переписку и именное оружие. Потом в сейфе лежали ведомости на зарплату воспитателей, «черная касса», деньги на новогоднюю елку, также любовная переписка.

Теперь же его оккупировали никому не нужные дела с остроумными названиями оперативных проверок и разработок, всевозможные планы, отчеты по борьбе с наркомафией и уличной преступностью, заявления и жалобы граждан, наручники и пара тысяч на оперативные расходы. Любовная переписка напрочь отсутствует, зато появился пистолет, правда, не именной, но от этого не потерявший своих боевых качеств.

Такое долголетие сейфа объяснялось его неимоверной тяжестью. Ни коммунисты, ни демократы не смогли сдвинуть этот монолит, вросший в угол дворянского кабинета, а поэтому проще было перегородить апартаменты кирпичными стенами, что, собственно, кто-то и сделал.

Само здание имело красивые грязно-белые колонны, темно-вишневые стены с ржавыми подтеками талой воды и лепные узоры на благородном фасаде, отмеченном местами любителями изящной русской словесности из числа задержанных. Над, входом имелся такой же вензель, что и на моем сейфе, и черная вывеска под разбитым камнем стеклом, гласящая, что ныне этот памятник архитектуры принадлежит отделу милиции. Старинная дверь давным-давно была заменена на обычную дубовую, обшитую оцинкованным железом для придания ей солидного вида.

Эту самую дверь я и открывал в настоящую секунду, одновременно перепрыгивая оттаявшую перед ней лужу.

Дежурный, узрев меня через свою стеклянную амбразуру, отчаянно зажестикулировал, давая понять, что мне надо его срочно навестить.

– Кирилл, у нас огнестрел на Киевской. Это вроде твоя земля. Туда участковый поехал с резервным. Давай быстренько следом. Машину возьми мою, тут недалеко. Только не разбей, гололед.

– В квартире?

– Не знаю. По «02» звонили, вроде с автомата. Дом четырнадцать. Убитый – мужчина. Сразу отзвонись.

Дежурный протянул мне ключи от личных «Жигулей».

Так и не заглянув к себе, я вновь открыл оцинкованную дверь, перепрыгнул лужу, залез в старенькую «шестерку», прогрел двигатель и, перекрестившись, тронулся.

Через пять минут я был на Киевской, благо она действительно пролегала рядом.

Издалека я увидел скопление публики и канареечный уазик нашего отдела. Притормозив, я заглушил мотор и подошел к месту.

Участковый, не замечая меня, толковал со старушками. Я вежливо растолкал любопытных и обнаружил перед собой машину с приоткрытой левой дверью, под которой на снегу замерзла лужица темно-бурой крови. Заглянув в салон, я довольно искренне удивился. Откинувшись на сиденье, с пробитым виском сидел не кто иной, как Куракин Виктор Михайлович, двадцати шести лет от роду, коммерческий директор фирмы «Аркада». Только тут я обратил внимание непосредственно на машину и изумился еще больше. Даже не уточняя номера, можно было смело утверждать, что это тот самый «жигуль». Девятая модель цвета «мокрый асфальт».

Евгений был трезв. Даже остаточные явления отсутствовали. Не заметив меня, он вылез из вишневого «Форда» своего нового шефа и, деловито сунув руки в карманы ярко-зеленого танкера, направился к месту происшествия. Главковские нотки еще не пробили себе дорогу в Женькиной сущности, он не произнес хрестоматийное «Доложите», а негромко представился, хотя все и так поняли, что он из Большого дома. Ну-с, посмотрим, как мы там руководить будем.

Впрочем, руководить Евгений не торопился. Он плюнул со злостью на снег, что-то пробормотал под нос (вероятно, какую-нибудь нецензурщину) и вернулся к группе начальствующего состава РУВД, которого к настоящей минуте скопилось как муравьев на кусочке сахара.