Вторжение - [51]

- В своё время господин Смолян подолгу общался с ранеными солдатами. Как то раз ему случилось успокаивать паренька, которому буквально только что, скажем, оторвало ногу, - Лазаров добродушно посмотрел на главного инженера и улыбнулся. Вопреки ожиданиям, тот взгляд не отвёл, наоборот, уставился инспектору прямо в глаза, гордо вскинув подбородок.

Лазаров понял, что он на верном пути. Невиновные так не смотрят.

– Так вот, любой тяжело или, скажем, смертельно раненный военный, да и в принципе, по словам Смоляна, любой человек не верит, что трагедия случилась именно с ним. Человек с оторванной ногой будет уверять медиков, что ногу лишь чуть-чуть ушибло, что её ещё можно спасти. Он будет вырываться, будет бросаться на санитаров. Вы сейчас похожи на такого раненого, господин главный инженер. Вы, несмотря ни на что, верите, что мы вас просто запугиваем, блефуем, не имея достоверных доказательств. Несмотря на то, что капитан Димов уже несколько раз объяснил вам серьёзность наших намерений, вы, господин главный инженер, всё ещё верите, что можно ещё пару минут повалять дурака и мы уйдём, убежденные в вашей невиновности. Это не так, господин главный инженер. Вам уже оторвало ногу, поймите. Всё, что вы можете сейчас сделать, это не сопротивляться пиле. Иначе, обещаю, вам будет больно. Очень больно.

- Послушайте, инспектор, - начал мужчина, - я не дурак и понимаю, что происходит. Все на нервах. Вы тоже. Поэтому я не в обиде на действия капитана Димова. Он искренне верит, что его действия могут помочь, но на самом деле…

- Нет, – сказал Лазаров.

- Что, нет? - растерялся мужчина.

- Нет, я не буду тратить время на ваше неверие, господин главный инженер. Не буду давать вам передышку. Вы уже под пилой. Любое сопротивление только принесет вам лишнюю боль.

- Да кто угодно мог поставить печати! - закричал мужчина. Голос у него был приятный, низкий, вызывающий доверие. Но не сейчас. Сейчас Лазаров не верил ему ни на грош. – Спросите секретаря! Печать у нас в свободном доступе! Не я же лично ставлю эти печати! Вы вообще понимаете, сколько ящиков в день…

Лежащий на ковре человек не врал, когда говорил, что не имел никакого отношения к печатям, поставленным на сопроводительных документах к прямоугольным зелёным ящикам с надписью «инструменты». Этим занимались инженеры из отдела снабжения, уже несколько месяцев выполнявшие негласный приказ хозяина кабинета «ящики не вскрывать, груз принимать и пересылать в двадцать пятый склад». Задавать вопросы руководству у железнодорожников было не принято. Если начальник приказывает подписывать бланки осмотра груза, не вскрывая ящики, значит, так нужно. Да и не было у снабженцев вопросов к руководству. Любому неглупому человеку, проработавшему в подобном медвежьем углу хотя бы год, было очевидно – если руководство просит не вскрывать ящики, значит, в ящиках контрабанда. Другое дело, что под контрабандой обычно подразумевались дорогие алкогольные напитки и сигареты. Зрелище аккуратно упакованных винтовок наверняка произвело бы на дорожных чиновников неизгладимое впечатление. Но, как уже Лазаров с Димовым выяснили, ящики на пристани никто не вскрывал. Согласно устному приказу главного инженера.

- Убей его! - сказал Лазаров Димову. Тот непонимающе вытаращился на господина инспектора. Не потому, что ужаснулся жестокости Лазарова, просто он не понял, что тот ему говорит. Лазаров говорил по-эрзински уродливо, с чудовищным склавийским акцентом, но человек, знающий эрзинский язык, смог бы его понять. Димов не понял. А вот лежащий на полу человек уставился на Лазарова глазами, полными ужаса. Но пришедшее вслед за ужасом понимание выдало его. Лежащий на ковре мужчина понял, что попался. Лазаров улыбнулся.

- Я мог бы спросить, где вы выучили эрзинский, но думаю, вы сейчас сами это расскажите, верно?

- Верно, - главный инженер попытался встать, но его остановила лёгшая на плечо тяжелая рука Димова.

- Вот вставать все-таки не стоит, - Лазаров с силой надавил подушечками пальцев на глазные яблоки, прогоняя медленно подкрадывающийся сон, - мне вполне комфортно разговаривать с вами в том положении, в котором вы находитесь. Итак, рассказывайте, прошу вас.

В ответ изо рта господина главного инженера полилась отборная брань. Нельзя сказать, что он ругался как-то особенно искусно. Это были ругательства человека, которому редко в жизни приходилось общаться в таком тоне. Обвинив Лазарова и Димова в муже- ското- и труположестве, а также сделав предположения о сексуальных предпочтениях их матерей и других близких родственников, главный инженер начал повторяться и очень скоро выдохся, продолжив сверлить стоящего перед ним Лазарова налитыми кровью глазами.

- Вот вам моё признание! – отдышавшись, прохрипел хозяин кабинета, - а вот и доказательства моей вины, - он попытался плюнуть в Лазарова, но сидя в неудобном положении, с рукой Димова на плече, смог только заплевать себе пиджак.

- Не хотите сотрудничать со следствием? - нехорошо улыбнулся Лазаров.

- А вы и не ведёте следствие, инспектор! - прорычал хозяин кабинета, - вы просто избиваете человека, надеясь, что грядущие беспорядки всё спишут. Так вот, хрена вам, инспектор! Я не собираюсь себя оговаривать! Если вы хотите предъявить мне обвинения, пусть их рассматривает суд! Суд, на котором я уничтожу и вас, и этого дуболома! Я вам, вашу мать, не эрзинский дикарь, я склавийский подданный!