Вторжение - [50]

- Я тоже хотел бы увидеть в подробностях этих чужаков, - задумчиво проговорил Господинов.

- Ну уж нет, сеньор капитан, - усмехнулся Романо, - офицера склавийской армии я в свой рейдер не пущу, уж не обессудьте. Тем более, что у вас сегодня будет уйма дел. Я передислоцирую свой армейский госпиталь на восток к границе с Гуареньей. Поскольку ваши люди на данный момент составляют почти треть пациентов госпиталя, то вам придется принять участие в этом переселении народов.

- Но Гуаренья же под республиканцами, - хмыкнул Господинов, - не боитесь нашего побега?

- Вы не в плену, сеньор капитан, - вздохнул Романо, - а раз нет плена, то нет и побега. Надеюсь, мы сумеем договориться с кем-нибудь из республиканцев и сплавим вас в Гуаренью. В Гуаренье есть железнодорожная линия до самого склавийского пограничья. Оттуда и доберетесь на родину, я надеюсь.

- Благодарю вас, сеньор генерал, - кивнул Господинов, выразительно посмотрев на Ольгу. Ольга отлично поняла этот взгляд. Теперь в связи с отправкой Господинова в Склавию, вся её деятельность с тайными письмами становилась никому не нужной. Как и она сама.

Глава 17. Богдан

- Я не понимаю, о чём вы говорите, господа, - дрожащий голос, нервные жесты. Впрочем, любой человек нервничает, когда на него направляют пистолет. Тут уж исключений не бывает.

За окном здания Управления Ичитьевского участка Западно-Склавийской железной дороги шёл дождь. Дождь был обычным. Никаких красных капель. Только дождевая вода. Запах, который доносился из чуть приоткрытого окна в просторное помещение начальственного кабинета, также был абсолютно обычным для дождя. Запах плесени. Запах сырости. Никакого железа и соли на губах. Никакой жуткой, противоестественно бурой жижи на улицах. Только честная, старая добрая грязь, стекающая вниз по деревянным мостовым светло-коричневыми струями, такими прекрасными в своей нормальности.

- Печать, о которой вы говорите, общая для всего управления. Хранится она у секретаря, поставить её мог кто угодно. Предлагаю нам с вами сейчас сесть и вместе подумать, у кого она была в тот день… Ох, да что ж вы делаете! Стойте… Стойте!

Лазаров слышит за спиной звук, характерный для удара твёрдого предмета о мягкий предмет. Следом за ним сразу идёт звук другой, это уже твердое бьётся о твёрдое. Пол барака-времянки, в котором разместилось руководство ичитьевского участка, весьма тонок и непрочен, а потому под ногами у Лазарова ощутимо вздрагивает, когда на пол тяжело грохается что-то очень тяжелое, но мягкое. Чавкающий звук. Ещё один чавкающий звук. Богдан постарался сосредоточиться на виде за окнами. Там, несмотря на жуткий ливень, вовсю кипела работа. Драгуны, в когда-то нарядных мундирах, перекрывали центр города. Рычали моторы вязнущих в грязи грузовиков, ржали ошалевшие кони, глухо материлась перемазанная грязью солдатня, выкрикивали команды промокшие до нитки офицеры. Лазаров ждал, что солдаты начнут вытаскивать из домов гражданских, но он ошибся. Живущие в центре Ичитьевска инженеры, машинисты и прочий железнодорожный люд сам покидал жарко натопленные избы, выходя под ледяные струи с лопатами и ломами наперевес. Неделю назад зажиточные горожане уже видели, на что способны эрзины. И теперь они явно были готовы на всё, чтобы не повторять опыт недельной давности. Даже на то, чтобы копать грязь под холодным сентябрьским ливнем.

- Вы вообще понимаете, кто я?! Вы не можете просто так меня бить! Это, вашу мать, произвол!

Твердое о мягкое. Твердое о твердое. Падение тяжелого на пол. Чавкающий звук. Ещё один чавкающий звук.

- Вы разбираетесь в психологии, господин главный инженер? – задал вопрос Лазаров, по-прежнему стоя лицом к стеклу. Едва он заговорил, как неприятные звуки тут же исчезли.

- Я тоже не сказать, что особо разбираюсь, но во время командировки в Джирапозу, где-то с год назад, мне выпала удача посетить лекции Льва Смоляна. Слышали же о нём, да? Путешественник, исследователь, профессор столичного университета, а по профессии врач. Полгода назад он был в Доррадо проездом, путь его лежал в Сан-Хосе, где его уже ждал корабль, зафрахтованный на деньги Георгиопольского университета.

Лазаров замолчал, прислушиваясь. В тиши кабинета чётко слушалось частое, отягощённое одышкой дыхание.

- Впрочем, я хотел рассказать вам о другом, господин главный инженер, а именно о лекции господина Смоляна, которую он читал в течение недели в лекционном зале при склавийском посольстве в Доррадо. Мне тогда пришлось провести там довольно много времени. И каждый день в течение недели я ходил на выступления господина Смоляна - всё ждал, когда он начнёт рассказывать о своих путешествиях. Но вместо этого он говорил о медицине, а именно о психологии, с разговора о которой я, собственно, и начал.

Лазаров отвернулся от окна, увидев наконец перемены, произошедшие в кабинете главного инженера Ичитьевского участка за те полчаса, что он смотрел на идущий за окнами ливень. Всё было именно так, как он ожидал увидеть. Массивный стол слегка пододвинут вперёд, как будто кто-то массивный цеплялся за столешницу, когда его насильно выволакивали из-за стола, скажем, как следует ухватив его за галстук. По ту сторону стола, где обычно стоят посетители, лежал на роскошном зеленом ковре мужчина в дорогой, но сильно помятой одежде. Прижавшись спиной к стене он обхватил свои могучие бока руками так, как это делают люди, когда чувствуют сильное покалывание в почках. Под левым глазом у мужчины набухал роскошный фингал. На левом виске у мужчины была содрана кожа. Из довольно большой раны на белоснежную рубашку и роскошный чёрный пиджак то и дело капала кровь. За спиной у мужчины, заложив руки за спину, стоял Димов. Ворот его форменного кителя был расстегнут, фуражка была аккуратно положена на стол. В глазах, которыми капитан жандармов старался не сталкиваться с Лазаровым, застыло ясно видимое отвращение.