Вторжение - [85]

Проповедник бросил взгляд на группу детей, скрючившихся и съежившихся за шкафом. Они похожи на испуганных животных в клетке. Тихое непрерывное хныканье исходило от младших. Проповедник улыбнулся. Он говорил, не отводя взгляд от малышей.

– К сожалению, я не соглашусь с тобой, сестренка, но они как раз таки имеют к этому непосредственное отношение.

Он прошел неторопливым шагом к стеллажу, пихнул его в сторону, будто тот сделан из пробкового дерева, и бегло оценил детей мерцающими глазами. Хныканье усилилось. Обезьяноподобный пристальный взгляд проповедника остановился на Бетани Дюпре.

Она, казалось, была единственным ребенком, который не прятался позади родного брата, не плакал или не смотрел кротко в пол. Она не дрожала, руки на бедрах, как будто девочка неодобрительно относилась к этому человеку в принципе. Она встретила пристальный взгляд Иеремии с испепеляющим презрением.

Проповедник усмехнулся. Его лицо дернулось.

– А ты молоток, я смотрю, да?

– Оставьте нас в покое, – ответила она.

– Ты подойдешь.

Он схватил ее за руку и вытащил из укрытия.

К этому моменту Барбаре удалось доползти до стены, и теперь она пыталась встать на ноги. Головокружение заставляло предметы танцевать вокруг. Она все еще не очень хорошо видела. Барбара немного пошатывалась, все еще держа окровавленный платок у носа и наблюдая, как проповедник тянет маленькую девочку через комнату к окну.

– Не делай этого, Иеремия, – произнесла Барбара.

Проповедник повернулся и посмотрел на старую женщину в окровавленной кофте. Он вытащил пистолет и небрежно прижал дуло к голове Бетани Дюпре. Весь задор маленькой девочки сошел на нет. Ее глаза стали влажными, и она судорожно глотнула воздуха. Маленькие губы изгибались, и она изо всех сил пыталась не заплакать. Голос проповедника звучал равнодушно и бесчувственно.

– Колесо уже пришло в движение, сестренка, и никто из нас не способен повлиять на это. Оно уже здесь – Упокоение. Все мы остались в прошлом и теперь лишь представляем из себя фигурки на поле в большой старой настольной игре.

Девочка дернулась в его руках, и Иеремия сильнее потянул за ее воротник, прижимая дуло еще сильнее к ее волосам, собранным в хвостик.

– Текут кровавые реки, сестренка.

Иеремия пристально взглянул на Барбару.

– Птицы падают с неба, и живые существа хотят, чтобы я умер. Так вот, эта вот малышка – моя страховка.

Маленький мальчик без предупреждения выбежал из-за шкафа. Барбара повернулась, чтобы увидеть Лукаса Дюпре, его крошечное пятилетнее лицо, сморщившееся от гнева, его кулачки, сжатые добела. Он бежал к проповеднику и кричал:

– ОСТАВЬТЕ ЕЕ!

Барбара отбросила окровавленную ткань и устремилась к мальчику, подхватила его до того, как он смог пересечь комнату, и подняла на руки. Ноги мальчика продолжали бить по воздуху в мультяшной пантомиме. Он уже принялся рыдать, когда Барбара прижала его к груди и начала гладить по голове.

– Хватит, хулиган, пока хватит, с ней все будет в порядке. Все хорошо. Полегче. – Барбара гладила голову мальчика и говорила мягко, но не отводила взгляд от проповедника.

– Этот человек не причинит вреда твоей сестре, он просто собирается одолжить ее ненадолго. – Глаза Барбары, узкие, словно щелки, не отрывались от лица Иеремии.

– И если с ней что-либо произойдет, если хотя бы один волосок на ее голове запутается, люди, которые выживут сегодня, кем бы они ни были, они посвятят остаток своих дней, сколь бы долго им ни было отмерено, чтобы найти этого человека, этого священника, это духовное лицо, и заставят его пожалеть, что он когда-либо родился. Ты понимаешь?

Два человека приняли этот монолог близко к сердцу: мальчик, уткнувшийся в грудь Барбары дрожащей головой, и проповедник, который притих и рассматривал женщину со странной смесью злобы и восхищения. Наконец, все еще прижимая оружие к голове маленькой девочки, он уважительно кивнул Барбаре.

– Сообщение получено, сестренка. Думаю, мы бы отлично поладили в другой жизни.

Он тянул маленькую девочку к двери. Она пыталась не плакать. Проповедник через плечо бросил последний взгляд на Барбару.

– Держите порох сухим, сестренка.

Потом он повернулся, ухватился за ручку двери и открыл ее на несколько сантиметров.

Иеремия выглянул и увидел, что проход свободен. Мертвецы ушли далеко от двери.

Он вытянул Бетани на бледный дневной свет и неловко побежал прочь.

Глава двадцать вторая

Иеремии не удалось сделать и двадцати шагов от дверей заброшенного полицейского участка, как вдруг ему пришлось резко остановиться. Остановка оказалась настолько внезапной, что девочка практически упала. И на мгновение в этом отвратительном пепельном солнечном свете, струящемся на пустырь у сортировочной станции, Иеремия подумал, что видит призрака. Он стоял там, все еще сжимая воротник маленькой девочки, ошеломленный тем, кто стоял перед ним. С северо-запада доносился глубокий, загробный грохот гигантского комбайна, нелепо пожинающего невероятный урожай – и это явно были не зерновые. Звук его – кромсающий, грызущий, скребущий – аккомпанировал замешательству Иеремии. Но проповедник едва заметил фантастический, невозможный грохот, не реагировал он и на непрекращающееся жужжание стада, толпящегося достаточно близко, чтобы видеть его за деревьями и обломками, заполняющими промежутки между зданиями.