Никто на поле не слышал, как кусачие пробирались между высокими деревьями.
Металлический звон палаточных колышков, входящих в холодную, неподатливую глину Джорджии, заглушал шаги в отдалении – до захватчиков оставалось еще добрых пятьсот ярдов[1], они были скрыты в тени сосен. Никто не слышал, как трещали ветки под северным ветром или как предательски разносились во тьме гортанные стоны, столь же слабые, как крики гагар в верхушках деревьев. Никто не чувствовал распространявшегося смрада гниющего мяса и черной плесени в маринаде испражнений. Полуденный ветерок разносил осенние запахи древесного дыма и перезрелых фруктов, и они скрадывали вонь ходячих мертвецов.
И в результате некоторое время ни один из жителей растущего поселения не замечал надвигавшейся опасности – большинство выживших было занято возведением опорных балок. В ход шли любые предметы, которые удалось отыскать: железнодорожные шпалы, телефонные столбы и длинные ржавые куски арматуры.
– От меня никакого толку!.. – заметила хрупкая девушка с хвостиком, раздраженно вздохнув. Она неуклюже присела на корточки около квадратного куска забрызганного краской палаточного брезента, разложенного на земле в северо-западном углу площадки. На ней была просторная толстовка с эмблемой Технологического института Джорджии, старинные украшения и рваные джинсы, и она дрожала. Румяная, веснушчатая Лилли Коул, в длинные темно-каштановые локоны которой были вплетены легкие перышки, страдала от множества нервных тиков: она непрерывно теребила пряди своих волос, многократно заправляя их за уши, и время от времени с маниакальным упорством грызла ногти. Однако в этот момент она лишь крепче сжала молоток в своей маленькой руке и продолжила колотить по металлическому колышку, но боек все время соскальзывал со шляпки, словно та была смазана маслом.
– Все в порядке, Лилли, просто расслабься, – произнес здоровяк, стоявший позади нее.
– Да с этим справится даже двухлетка!
– Хватит казнить себя.
– О, я вовсе не себя хочу казнить! – Она нанесла еще несколько ударов, держа молоток двумя руками. Колышек не сдвинулся с места. – А этот идиотский колышек!
– Ты неправильно держишь молоток.
– Что?
– Сдвинь руку к концу рукоятки, позволь инструменту работать.
Последовало еще несколько ударов.
Колышек вылетел из твердой земли, подскочил и приземлился ярдах в трех в стороне.
– Черт возьми! Черт возьми! – Лилли ударила молотком по земле, опустила глаза и выдохнула.
– Все в порядке, девочка, давай я тебе покажу.
Здоровяк подошел к ней, встал на колени и попытался аккуратно вынуть молоток у нее из рук. Лилли отшатнулась, отказываясь отдавать инструмент.
– Дай мне минутку, ладно? Я справлюсь, точно справлюсь, – упрямо сказала она, и под толстовкой напряглись ее узкие плечи.
Она взяла другой колышек и начала снова, нерешительно ударяя по металлической шляпке. Земля была тверда, как цемент. Октябрь выдался холодным, и пустые поля под Атлантой замерзли. Это, в общем-то, было не так уж плохо. Пока что твердая глина оставалась пористой и сухой, поэтому лагерь и решили разбить на этом месте. Приближалась зима, и группа уже больше недели обосновывалась здесь, обустраиваясь, подкрепляясь и обдумывая будущее – если, конечно, будущее у них вообще было.
– Тут, знаешь, нужно просто позволить молотку упасть на нее. – Крепкий афроамериканец, присевший рядом с Лилли, наглядно продемонстрировал это, взмахнув руками. Его ладони были так велики, что казалось, будто в них может целиком уместиться ее голова. – Гравитация на твоей стороне, заставь вес молотка работать.
Лилли сознательно старалась не смотреть на руку чернокожего мужчины, ходившую вверх и вниз. Даже сидя на корточках в джинсовой рубашке без рукавов и потрепанном стеганом жилете, Джош Ли Хэмилтон оставался весьма импозантным. Он был сложен, как защитник Национальной футбольной лиги: с монолитными плечами, могучими бедрами толщиной со ствол среднего дерева и мощной шеей, – и все же двигался довольно плавно. Его печальные глаза с длинными ресницами и густые брови, то и дело пытавшиеся подобраться ближе к лысеющей макушке, намекали на чуткость, которой от него вряд ли можно было ожидать.
– Совсем не сложно… Видишь? – Он показал снова, и его татуированный бицепс – огромный, как брюхо поросенка, – напрягся, когда он взмахнул воображаемым молотком. – Понимаешь, о чем я?
