Вторжение - [5]

Это была одна из тех дешевых, белых, полупрозрачных досок из фибергласса, установленная на колеса, с большими съемными пластиковыми буквами на ней, – обычная примета сельской Америки, рекламирующая что угодно, от блошиных рынков до ремонта палаток. На этой все еще виднелась надпись:

Б-А-П-…-И-С-Т-С-К-А-Я Ц-Е-Р-К-О-В-Ь К-А-Л-В-А-Р-И

Д-О-Б-Р-О П-О-…-А-Л-О-В-А-Т-Ь

П-О В-О-С-К-Р-Е-С-Е-Н-Ь-Я-М С 9 Д-О 11

За веретенообразными кипарисами и колоннами сосен, растущими вдоль дороги, Иеремия видел пустынную парковку с белоснежным гравийным покрытием. Длинный, узкий проезд вел к фасаду с просевшими рамами, разбитые витражные окна были местами заколочены досками, шпиль – свернут набок и обгорел, будто попав под бомбежку. Иеремия внимательно посмотрел на величественное здание. На верхушке шпиля возвышался огромный стальной крест, покрытый ржавчиной, часть его страховочных тросов была оборвана.

Сейчас крест висел вверх тормашками, болтаясь на остатках своей сгнившей «оснастки».

Иеремия продолжал смотреть. Он оставался очень спокойным, глядя на разрушенный, перевернутый крест, знак влияния сатаны, но весь этот символизм – только начало. Иеремия осознал, что это весьма ясный знак – знак того, что Господь их оставил, и Упокоение – вот оно, и мир теперь превратился в Чистилище. Им придется иметь дело с теми и тем, что осталось, как собакам на свалке, как грызунам на тонущем корабле. Они должны уничтожать – или будут уничтожены.

– Напомните мне, – в конце концов Иеремия заговорил, почти шепотом, не отрывая взгляда от здания вдалеке. Одно из окон в его задней части светилось тусклым желтым светом, а из дымохода в светлеющее небо тянулась узкая струйка дыма, – сколько боеприпасов вам удалось забрать с собой, до того как мы покинули Вудбери?

Пассажиры на заднем сиденье быстро переглянулись. Начал Риз:

– У меня тридцать три заряда для «глока» и коробка с двумя дюжинами «триста восьмидесятых» для другого пистолета. И все.

– Больше, чем у меня, – проворчал Стивен. – Единственное похожее на оружие, что мне удалось сцапать, – это «моссберг» и патроны внутри него. Всего восемь или даже шесть выстрелов.

Иеремия поднял с сиденья свой «глок», прикидывая, сколько раз он выстрелил с момента отъезда из Вудбери. У него осталось шесть зарядов.

– Хорошо, джентльмены… Я хочу, чтобы вы взяли с собой все оружие, зарядили его и поставили на предохранитель. – Он открыл дверь: – И пошевеливайтесь!

Остальные двое выбрались из автомобиля и присоединились к проповеднику в золотых лучах восходящего солнца. Что-то здесь было не так. Риз чувствовал, как у него трясутся руки, когда он снаряжал пистолет свежим магазином.

– Преп, я не понимаю, – в конце концов произнес он. – Зачем мы вооружаемся, будто собрались на медведя? Сомневаюсь, что там есть кто-то, кроме напуганных служек. Что мы собираемся делать?

Проповедник уже двинулся к заброшенной церкви: его «глок» был крепко зажат в громадной ладони, словно визитная карточка.

– Это Упокоение, мальчики мои, – пробормотал Иеремия мимоходом, будто сообщая, что сегодня Президентский день[2]. – Больше не существует такого понятия, как «церковь». Теперь все можно заграбастать.

Молодые люди на мгновение замерли и посмотрели друг на друга – перед тем, как поспешить вслед за проповедником.

Глава вторая

Они подошли к зданию сзади, через рощицу болезненных эвкалиптовых деревьев, что отмечали внешние границы церковного участка. В воздухе царила насыщенная вонь ментола и аммиака. Иеремия вдыхал ее, пробираясь по гравию, поросшему сорняками, стараясь шуметь не слишком сильно, когда камешки хрустели под подошвами. Свет в заднем окне церкви с пришествием утреннего солнца поблек, и сверчки стихли. Теперь тишина окутывала это место, словно облачение, и удары сердца Иеремии отдавались у него в ушах.

Он остановился за деревом в двадцати – двадцати пяти футах от освещенного окна. Несколькими быстрыми жестами проповедник дал сигнал двум молодым людям, что прятались за ближайшим дубом. Стивен хромал, выходя из-за укрытия. Он нес дробовик, прижав его к солнечному сплетению, словно оружие – некий рудиментарный придаток на теле. Риз шел позади приятеля – с широко раскрытыми глазами, дрожа от волнения и боли. Иеремия сознавал, что эти двое точно не принадлежали к сливкам нового мирового общества выживших. И уж точно это не те величайшие ученики, которых мог бы пожелать духовный лидер, коим являлся он сам. Но, возможно, проповеднику стоило видеть в молодых людях то, чем они поистине являлись: глину, из которой можно лепить в этом новом мире, в этом аду на земле.

Как говаривал старик Иеремии, когда цитировал «Послание к Фессалоникийцам»: «Ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью. Ибо, когда будут говорить «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно тому, как неизбежно мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут».[3]

Иеремия дал еще один сигнал, указывая пальцем на заднюю часть здания. Три человека пошли гуськом к маленькой, обшитой деревом пристройке позади часовни – Иеремия впереди, сжимая пистолет обеими руками и направив дуло вниз. Чем ближе они подходили и чем выше солнце поднималось над горизонтом, тем больше они понимали: что-то не так. Окна в этой части здания – возможно, за ними располагались комнаты пастора или дьякона – были забраны алюминиевой фольгой. Сетчатая дверь сорвана с петель, а главная дверь забита перекрещенными досками. Вонь ходячих висела в воздухе и усиливалась, когда люди подошли ближе. Иеремия добрался до крыльца первым. Он осторожно встал спиной к забитой двери и подал знак остальным, прижав палец к губам.