Второй выстрел - [30]

Честно признаюсь, я был испуган вторым выстрелом. Не скажу, конечно, чтобы я паниковал, но на этот раз я твердо решил, что стрелявший, кем бы он ни был, должен быть немедленно найден и остановлен. Мое собственное предложение, сделанное невсерьез, неожиданно обрело смысл. Поэтому я сошел с тропинки, пересек нашу поляну (где к тому времени уже не было Эрика) и пошел в том направлении, откуда, как мне казалось, послышался выстрел, снова окликая стрелка. Я позвал его по крайней мере еще раза три, но никакого ответа не последовало; поэтому, подождав еще с полминуты, я вернулся назад, забрал свои веши и отправился к тому месту, где я оставил миссис Фицвильям. Всего я отлучался от нее минут на шесть или семь. (Пусть читатель простит мне скрупулезную точность, с которой я описываю даже самые, казалось бы, пустяковые события того памятного вечера, гак как скоро он поймет, почему это так важно.)

Миссис Фицвильям уже не было.

Само по себе это тоже может показаться незначительным, но могу заранее уверить читателя, что это не так, потому что, помедлив немного в своей обычной нерешительности, я не последовал за ней по тропинке к дому, а вернулся обратно к ручью. Во-первых, насколько я помнил, ружье так и осталось лежать на поляне, где мы его оставили в качестве улики, и мне пришло в голову, что Джону это может совсем не понравиться. Улика или не улика, но ружье не должно валяться в траве. Итак, я стал спускаться вниз. И по несчастливой случайности я не пошел напрямик к большой поляне, а, повинуясь импульсу, о котором мне впоследствии пришлось горько пожалеть, на полпути повернул не налево, а направо и вышел на небольшую просеку. Должен объяснить, что эта маленькая полянка находилась сбоку от большой и соединялась с ней узкой тропинкой длиной ярдов в пятнадцать. Как и все другие тропинки в лесу, она несколько раз изгибалась, поэтому с одного открытого места нельзя было увидеть другое. Если не считать этой тропинки, поляны были полностью разделены густой растительностью. Такая же тропинка, но только еще более узкая и местами заросшая ежевикой, ответвлялась от первой, вела выше по холму и возвращалась к противоположному концу той же небольшой поляны; и именно по ней я и отправился. Должен заметить, я сам обнаружил эту полянку только на днях, и мне она очень понравилась судя по состоянию тропинок, по ним практически никто не ходил, кроме, может быть, отбившегося от стада скота, и я отметил ее про себя как идеальное место на тот случай, если мне захочется побыть в одиночестве.

Однако в тот момент одиночество мне явно не грозило. Оказалось, я был здесь не единственным посетителем. Распростершись на земле лицом вниз, прямо передо мной лежал Эрик Скотт-Дейвис.

Я застыл на месте, уставившись на него. Он лежал в неестественном положении, одна рука была неудобно подвернута и прижата туловищем. Пятно красной краски по-прежнему виднелось на его пальто, но теперь оно явно стало больше. Сзади него на тропинке что-то поблескивало на солнце сквозь листву. Это было дуло ружья. Эрик был мертв: я сразу понял это.

Что делает нормальный человек — ведь несмотря на то, какое мнение обо мне могло сложиться у читателя, я отношу себя к этой категории, — итак, что делает нормальный человек, внезапно обнаруживший труп? Вероятно, совсем не то, что он должен был бы делать. Скорее наоборот, он поступит как раз так, как определенно поступать не должен. Я только знаю, что сам сделал в тот момент. Я развернулся на сто восемьдесят градусов и, натыкаясь на деревья, побрел (да, именно побрел) в том направлении, откуда только что пришел. Зачем? Я и сам не знаю. В конце тропы я чуть не столкнулся с Джоном Хилльярдом.

Он как раз собирался подниматься на холм и довольно обыденно поприветствовал меня.

— Добрый день, Сирил, откуда это вы выскочили? Пожалуй, нам пора двигаться к дому… постойте-ка, что случилось? У вас такое лицо, будто вы встретили привидение!

Я знаю, что в тот момент был бледен как полотно, и у меня буквально тряслись колени, но, сделав над собой усилие, я ответил как можно спокойнее:

— Эрик… Там, немного подальше в лесу… Кажется, он мертв.

Джон в изумлении уставился на меня.

— Что?! Где? — Но, прежде чем я мог ответить, он уже бросился вниз по тропинке.

Я последовал за ним.

Он склонился над Эриком, осторожно потрогал его и попробовал нащупать пульс.

— Боюсь, вы правы, — сказал он, выпрямляясь. — Боже мой, какое несчастье! Но мы не должны его трогать. Однако… вы только посмотрите на ружье. Ведь это — та же самая сцена, повторенная еще раз!

— Вижу, — согласился я. Должен признаться, говорил я с большим трудом, потому что во рту совсем пересохло.

— Боже мой! — снова растерянно пробормотал Джон. — Вот бедняга. Смотрите-ка, Пинкертон, тут ветка ежевики зацепилась за курок. Просто невероятно, после того, как мы закрутили всю идею нашего спектакля как раз вокруг такой возможности. Как Эрик мог так невероятно сглупить!

Я ничего не ответил. Некоторое время мы молча смотрели на тело.

— Что ж, надо идти звонить в полицию, — наконец мрачно произнес Джон. — И вызвать врача. Но все-таки… черт возьми, Сирил, я никак не могу в это поверить!