Второй сын - [67]

Она прикрыла рот рукой, сдерживая стон. О, Хёд, почему ты мне ничего не сказал?

– Он не первый с начала бедствия, – сказал Дагмар. – И не последний.

– Да. И я отослал его так же, как отсылал остальных.

Она не могла дышать. Нужно вернуться обратно, на склон. Нужно найти Хёда. Но беседа в святилище продолжалась, и она не решилась покинуть свое укромное место.

– Теперь цели у нас иные, мастер, – сказал Дагмар. – Нам нужно думать о дочерях.

– Да… но я все равно отослал бы его.

– Почему? Ведь ты сказал, что у него склонность к рунам.

– Его обучал Арвин, хранитель пещеры. А значит, он всю жизнь был послушником. Его знания обширны, а умения огромны. И это меня тоже пугает.

– Почему?

– Я не знаю, что он такое: добро или зло.

Дагмар и Гисла ахнули в унисон.

– Как он может быть злом, мастер? – спросил Дагмар.

Айво вздохнул:

– Быть может, зло – не совсем верное слово. Тогда, ребенком, он начертил здесь, на полу, под алтарем, руну слепого бога. Теперь он вырос, но глаза у него все так же пусты.

– Слепой бог не был злом.

– Не был… но зло сумело его использовать. Зло использует тех, кто несведущ.

– И ты полагаешь, что зло может использовать слепого лучника?

– Этого я как раз не решил. Но знаю, что глупо не обращать внимания на знаки. А их множество.

– Но та женщина – теперь я вспомнил ее – сказала, что ты его благословил. Сказала, что ты и ее благословил. Она уходила из храма, воспрянув духом.

– Вовсе не твоими трудами, – пробурчал Айво.

– Вовсе не моими трудами, – с улыбкой признал Дагмар. Они помолчали, погрузившись в раздумья, а потом Дагмар встал, словно беседа была окончена.

Гисле хотелось пронзить обоих клинком. Ее руки дрожали от ярости. Она могла бы кричать, пока их уши не наполнились бы кровью, пока они не взмолились бы о пощаде, в которой было отказано Хёду. Как они смеют? Как смеют его отсылать? Как смеют его судить?

– Я буду спать спокойнее, когда он уйдет, – пробормотал мастер Айво.

– Он так сильно тебя растревожил? – спросил Дагмар, и в его голосе прозвучало любопытство. – Я удивлен, мастер. Я не заметил в нем тьмы.

Мастер Айво хмыкнул:

– Пусть так… но я не могу не видеть знаков.

– И потому ты его отослал.

– Я его отослал. Здесь ему не место.

Гисла развернулась и кинулась прочь по туннелю, не заботясь о том, что ее услышат или найдут, не боясь, что на полном ходу врежется в каменную стену и вмиг лишится жизни. Когда она выбежала из туннеля на склон, когда наконец вырвалась на волю, в груди у нее все горело, а глаза лишились способности видеть, так же как глаза Хёда, но она все равно не остановилась.

У подножия горы начинался Храмовый лес, и она помчалась к нему, не потрудившись даже свернуть на тропку, чтобы легче было бежать. Склон расстилался перед ней уступами, поросшими низкой травой, и она споткнулась, скатилась вниз, перевалившись через край такого уступа, и лишь после этого все‐таки одумалась, пересекла небольшую поляну и ринулась дальше по вытоптанной дорожке, что вела вниз с холма. Она не знала, куда бежит, но, добравшись до леса, не остановилась и вскоре затерялась среди деревьев.

* * *

Я ничего не вижу, язык мой – предатель,

Плоть моя – недруг, сердце – мой враг,

Зачерню я глаза и сомкну свои губы,

Пойду вслед за рунами по избранным тропам.

Никто не пойдет за мной. Никто меня не поведет.

Никто не спасет и не выпустит на свободу.

То была молитва послушника, молитва всех хранителей, строки которой, как всегда казалось Хёду, были начертаны для него одного. Он выучил их в детстве, готовясь к этому дню.

Он явился к верховному хранителю и попросил принять его в братство. Он спел песню и произнес нужные слова, но его отвергли.

Арвин был потрясен не меньше самого Хёда. Учитель верил, что время пришло и Айво сделает исключение. Он стал упрашивать верховного хранителя от имени Хёда, но его просьбы остались без ответа.

– Не отвергай его, мастер Айво, – уговаривал Арвин. – Я больше ничему не могу его научить. Я уже давно ничему его не учу. Он знает куда больше, чем я. С тех пор как ты прислал его ко мне, прошло больше пятнадцати лет. Сколько ему еще ждать? Его место здесь, ибо он должен учиться всему у тебя. У истинного хранителя.

– Храм стал святилищем. Теперь он не тот, что прежде. У нас другие задачи, Арвин. И у меня нет для него места в храме. Не теперь.

– Но…. мастер, ведь он как раз этому обучался. Все эти годы я делал то, что ты мне велел. Ты сказал, что он особенный. Избранный.

– Я не вижу будущего, Арвин. Его будущее мне неведомо. За шестнадцать лет в Сейлоке не родилось ни единой девочки, кроме принцессы Альбы.

– Знаю, мастер.

– А знаешь почему, Арвин?

– Нет, верховный хранитель, – понуро прошептал он.

– И я не знаю. Я обращался к Одину. Я заглядывал в колодец. Я чертил руны на земле и вырезал их на собственной коже. Я укрыл дочерей в храме, где женщин еще никогда не бывало. Но в Сейлоке… так и нет дочерей. А у меня нет ответов.

Верховный хранитель был тверд и непреклонен. И Хёд с тоскливой покорностью принял его решение. Тоска еще долго не оставляла его, и он знал, что Гисла почувствует его уныние.

Он не сказал ей, зачем они пришли. Побоялся ее обнадежить, обнадежить себя самого. Вместо этого он рассказал, что участвует в турнире, но назавтра турнир заканчивался, а других причин задержаться на Храмовой горе у него не было.