Второй сын - [131]

– О да. Вокруг него двадцать девять врагов, не меньше, – отвечал лучник.

Хёд слышал их, слышал стрекот сердец, отлетавший от наковальни – огромного сердца Байра. Он принялся разить их, одного за другим, но слышал, что, едва один из них падал, его место сразу занимал новый враг.

– Северяне ломают двери храма! Ты слышишь? – завопил лучник.

Хёд отвечал ему быстрым кивком.

– Рядом с ним нет никого из наших.

Зато рядом с ним был Гудрун: Хёд хорошо знал его сердце.

– Стреляй еще, слепой лучник! Стреляй еще! – крикнул Хёду его напарник.

Он выпустил новую порцию стрел, но Гудрун уже выбил дверь храма своим топором и ворвался внутрь.

Лучник, стоявший подле него, кинулся вниз, прочь со стены, а Хёд вновь повернулся к Байру, но не осмелился выстрелить.

– Я не справлюсь без твоих глаз, – крикнул он, но лучник уже исчез.

Среди грома мечей и неистовства криков и стонов он не мог отличить воинов Сейлока от северян, друзей от врагов. Запах крови сбивал его с толку, путал все его чувства, и он яростно взревел, сознавая собственное бессилие:

– Я не справлюсь без твоих глаз!

* * *

Взвыли трубы – их звук принес им легкий ветер, – и женщины ускорили шаг. Спустя всего пару минут ветер донес новый звук, который Гисла не сразу сумела определить. То был общий вопль, в котором слышались отдельные вскрики и всхлипы, словно крик чаек, захваченных штормом, или неистовой толпы на турнире. Гисла не видела ни склона горы, по которому шла подъездная дорога, ни самого северного края деревни, но от этого звука волосы у нее на затылке встали дыбом, а содержимое желудка рванулось вверх, к горлу.

Она остановилась, прислушалась, обернувшись на стены храма, но там все казалось таким же, как всегда. Вопль крепчал, и она поняла, что означал этот звук. Северяне атаковали.

Женщины побежали вперед, но Гисла рухнула на колени и выхватила нож.

– Лиис, – вскрикнула Далис. – Вставай.

Но она не могла. Ей нужно было узнать. Уколов палец, она обвела звезду у себя на ладони, так, как учил ее Хёд.

– Что ты делаешь? – простонала Элейн.

Она прижала руну ко лбу и прошептала, точнее, велела норнам:

– Покажите мне Хёда.

Площадь перед дворцом заливала кровь. Всюду были лишь кровь и трупы – лошадей и людей.

Израненное лицо, рука, сжимавшая меч, ступни, ноги, что бежали и прыгали. В голове зазвенело от обилия звуков.

Она увидела руку, прижимавшую стрелу к тетиве, и поняла, что это его рука, хоть он весь был покрыт пылью и кровью. Она словно сидела с ним рядом и смотрела на площадь, раскинувшуюся у его ног. Он стоял на стене. Она взглянула вслед выпущенной им стреле, а Хёд удовлетворенно фыркнул, когда та достигла цели. Он отбивал от северян Байра – тот был весь в грязи и запекшейся крови. Лишь голубые глаза да крупное тело отличали его от тех, кто его окружал. Косу он срезал, и волосы, прежде туго сплетенные на затылке, теперь летали вокруг головы, пропитавшись кровью, и оттого казались такими же темно-красными, как и его кожа.

Хёд вновь натянул тетиву, и стрела пронзила спину еще одного северянина, преграждавшего Байру путь. Байр поднял глаза на стену, благодаря за помощь, и в тот же миг сжал в обеих ладонях рукоять своего меча и разрубил пополам северянина, чьи длинные косы с вплетенными в них костями животных заплясали в смертной агонии. Верх туловища отлетел в сторону, низ рухнул на землю, к ногам Байра.

– Я не справлюсь без твоих глаз, лучник! – крикнул Хёд, хотя Гисла и не сумела понять, с кем он говорит. – Я не справлюсь без твоих глаз, – взмолился он снова.

Она оторвала ладонь ото лба, с головокружительной быстротой вернувшись на склон горы.

– Ему нужны глаза. Я отдам ему свои глаза, – бормотала она, пытаясь объяснить сестрам, что происходит. Она начертила руну слепого бога и произнесла имя Хёда. В глазах у нее потемнело.

Элейн закричала на нее, а Башти попробовала стереть кровь у нее с ладони.

Гисла принялась отбиваться ногами, так, как давным-давно учил их Байр. Нужно было объяснить им, что она делает, и она запела:

Возьми мои очи и дай мне мудрость,

Возьми мое сердце и дай ему силу,

Я буду бороться вместе с братьями,

Я буду сражаться рядом с воинами.

– Идите! Я останусь с ней, – крикнула Юлия. – Она поет для них. Пусть поет.

* * *

Он видел. Он внезапно прозрел. Гисла.

Ликуя, он поднял лук, но вдруг понял, что глаза у него есть, зато стрел не осталось.

Он пополз вдоль стены. Он видел собственные ладони, и от этого у него кружилась голова. Он не мог заставить свой разум использовать эту непривычную для него информацию. Он выдернул стрелу из груди часового – бедняга так и держал в руке свой рожок. Отыскал еще пару стрел, выпустил их, и они зазвенели и засвистели в такт его радости и восторгу.

Хёд зарычал, и его глаза – глаза Гислы – проследили за тем, как он кинулся вниз, со стены, прямо в море мечей и разверстой плоти. Он поскользнулся, и выругался, и снова вскочил, чувствуя себя человеком, который только научился ходить, но не человеком, научившимся видеть. Он провел рукой по лицу. На него, обнажив меч, бежал человек, и Хёд закрыл Гислины глаза. Если он знал, куда целиться, ему было проще не видеть. Воин с глухим стуком рухнул, но, падая, чуть не разрубил Хёда пополам. Хёд снова открыл глаза и выбрал себе очередного противника прежде, чем тот успел выбрать его.