Второй шанс - [90]

И это презрение в ее взгляде…

– Извини, – сказала Хонор.

Джо подняла глаза. Хонор стояла на ступеньке ниже. Должно быть, она все слышала. Джо проглотила комок стыда.

– Ты не могла бы меня пропустить? – спросила Хонор.

– Вы же не можете подниматься…

– Я училась подниматься по этим ступенькам последние три недели. Я хочу поговорить с внучкой – может, я смогу помочь.

– Это я виновата, – сказала Джо охрипшим голосом.

Хонор положила руку ей на плечо:

– Разве я не говорила тебе, что ты не отвечаешь за весь мир? Ты была права. Ты взрослая. Не знаю, какое глупое обещание ты дала Лидии, но не переживай.

– Я отвратительна моей маленькой девочке…

– Ты не единственная в этой семье, у кого есть секреты.

Хонор поставила ногу на ступеньку, где сидела невестка, и Джо подвинулась, чтобы дать ей пройти. Свекровь поднималась, держась за перила, медленно, но уверенно. Джо прислушивалась к каждому шагу и наконец услышала короткий стук в дверь дочери.

Она слышала голос Хонор, но не могла разобрать слов. Казалось, она говорила очень долго. Но Джо не слышала ответов Лидии, и дверь тоже не открывалась. В конце концов Хонор спустилась.

– Она не будет со мной говорить. Сказала, что ни с кем не хочет разговаривать. Просто хочет, чтобы ее оставили в покое. Может, ей станет лучше, когда она успокоится.

– Может, стоит позвонить Аврил? Она наверняка сможет на нее повлиять.

– Разве она не на экзамене?

«Может, Маркус знал бы, что сказать», – подумала Джо, но потом поняла, что это просто смешно.

Стивен бы знал. Стивен и Лидия всегда были очень близки. Даже когда она была совсем малышкой, он мог словами успокоить ее истерики.

Джо опустила голову на колени, сдерживая слезы.

Рука Хонор снова оказалась на ее плече.

– Давай выпьем по большой чашке чаю, – сказала та, по-видимому, без иронии.

Глава тридцать седьмая. Лидия

Сообщения все продолжали приходить. Одно за другим, без остановки. Я не должна была смотреть, не должна брать в руки телефон, но я продолжала надеяться на весточку от Аврил. Хоть что-нибудь. Даже злые слова лучше молчания.

Но она не выходила на связь. Вместо этого у меня были посты в Facebook, сообщения, электронные письма. Я прочла все. Не стоило. Но я не могла не смотреть. Там были оскорбления и непристойности, некоторые от людей, о которых я даже не слышала, троллей и неадекватов, но было и несколько сообщений поддержки. Уитни, с которой мы ни разу не разговаривали, по всей видимости, решила защищать меня, просвещая всех, каково это – быть нетрадиционной ориентации.

Почему-то сообщения поддержки были даже хуже оскорблений. Будто я стала просто поводом, проблемой, а не человеком. Будто я сделала что-то или являюсь кем-то, кого нужно защищать. Все это указывает на то, что с этих пор я буду девочкой, которая публично призналась в своей ориентации, поцеловав наименее популярную девочку в школе. Девочкой, с которой случилось ЭТО. Я стану ярлыком, фокусом внимания, стереотипом, той, о ком будут шептаться, когда я буду проходить по коридору. Мое имя станет условным обозначением затравленной лесбиянки. Ничего из того, что я делала, или чувствовала, или думала, теперь не будет иметь значения.

Все эти люди, смотревшие на меня…

А еще я девочка, которая испугалась на экзамене. Которая убежала, не выдержала. Которая завалит из-за этого английский, полностью упустив свой шанс поступить в Кембридж, что было одним из двух моих главных желаний.

Другим желанием была Аврил.

Я ей не звонила. Она не хочет меня слышать. Не хочет иметь со мной дело. Я видела отвращение на ее лице – не из-за того, кто я, а потому что я ей врала. Я лгала ей. Каждый день, каждую минуту с тех пор, как мы впервые встретились. Я лгала ей, потому что я чертова трусиха, потому что не верила, что у нее достаточно большое сердце, чтобы продолжать дружить со мной, даже если она не сможет ответить на мои чувства взаимностью. Я выбрала безнадежную мечту вместо настоящих отношений. Я предала ее и все, что к ней чувствую, и мне уже никогда ее не вернуть. Никогда.

Вот почему я читаю каждое сообщение в интернете: это искупление.

Потому что я такое заслужила.

Мама и бабушка Хон продолжают стучать в мою дверь. Мама оставила в коридоре поднос с обедом, а потом, когда я ничего не съела, оставила еще один, с ужином. Я чувствую запах еды через дверь, и от него меня начинает тошнить. Мама упрашивает меня выйти поговорить. Она снова и снова повторяет, как ей жаль, что она переспала с моим учителем. Она думает, что все дело в этом, и, должна заметить, здорово злиться на нее за это, но теперь это кажется таким низким, отчаянным и печальным. Как когда я поцеловала Бейли, в то время как мне хотелось поцеловать Аврил.

Бабушка Хон тоже приходила. Она одинока вот уже сорок пять лет. Это то, к чему и мне стоит готовиться? Быть нуждающейся, как мама, или одинокой, как бабушка Хон?

В основном я сидела на кровати и смотрела на звезды. Наблюдала, как собираются облака и начинается дождь. Капли ударялись о стекло и, разбиваясь, превращались в круги. Избито говорить, что они похожи на слезы.

Я много думала о папе. О том, что у него тоже все изменилось в одно мгновение. Все ушло навсегда.