Второй шанс - [87]

Шрифт
Интервал

Вчера она написала маме, что поужинает у Аврил, и несколько часов, пока не стемнело, бродила по улицам, названным в честь мертвых поэтов. Ее мысли блуждали по кругу, она не находила себе места, снова зашла к Аврил, но той не было дома. На телефон каждые пару секунд приходило новое оповещение с Facebook, пока она не выключила его. Потом вернулась домой и сразу поднялась к себе в комнату, но уснуть не могла, представляя, что о ней говорят.

И вот все они здесь, ждут экзамена под зданием школы.

Она сразу посмотрела на Аврил – подруга, как всегда, обладала силой притяжения, благодаря которой Лидия увидела ее в толпе первой. Она стояла с Гарри, и он обнимал ее за плечи. Но они смотрели на нее так же, как и все остальные. Она чувствовала на себе тяжесть десятков взглядов.

Ей не удавалось скрывать свои чувства. После стольких лет маска ее покинула. По дороге сюда, чувствуя головокружение из-за того, что не спала и не ела, Лидия думала, что сможет справиться с этим. Вести себя небрежно, беззаботно, с видом «ой, вы разве не знали?» было бы лучше всего. Она знала, что так лучше всего.

Вместо этого она смотрела на Аврил в повисшей вокруг тишине, зная, что жажда на ее лице столь явная и открытая, что видна всем.

Кто-то хихикнул. Это был звук, охарактеризовавший более ста постов и комментариев в Facebook, сообщений и картинок, звук всех перешептываний, электронных и реальных.

– Лесби Лидди, – сказал кто-то, вероятно Даррен Реймонд.

Она не расслышала, все ее внимание было приковано к Аврил. Она смотрела, пытаясь считать выражение ее лица.

– Заткнитесь, – сказала Аврил и высвободилась из объятий Гарри.

Лидия подошла к ней.

– Лидс, нам нужно поговорить.

– Мы можем посмотреть? – выкрикнул кто-то.

Послышался смех. Аврил повернулась к толпе и показала средний палец.

– Давай, поцелуй ее!

Лидия стояла как вкопанная, ей было жарко и холодно одновременно, во рту пересохло. Аврил подбоченилась.

– Заткнитесь уже наконец! – выкрикнула она. – Это глупая сплетня. Мы лучшие подруги, и если бы она была лесби, то я бы знала. – Она повернулась к Лидии. – Правильно, Лидс? Ты же сказала бы мне, если бы не была натуралкой?

Аврил была великолепна, когда злилась. Ее глаза сверкали. Она слегка наклонила голову – в ней было столько норова и неповиновения. Ее поза словно говорила: «Есть только мы, вдвоем против всего мира». Они всегда и были вдвоем против всего мира.

– Ты бы мне сказала, – повторила Аврил. – Я бы знала. Так ведь? Скажи им.

Лидия не могла выдавить ни слова.

Никто больше не глумился. Все затихли и жадно наблюдали. Каждый ученик ее потока, люди, с которыми она смеялась, училась, обедала, ждали, пока она что-то скажет. У нее на языке вертелись слова, но она не могла их произнести. Они были тяжелыми, как камни.

Лидия уловила момент, когда Аврил осознала правду, потому что та вдруг побледнела. На долю секунды ей показалось, что подруга сейчас упадет в обморок. Она потянулась к ней, чтобы поддержать, но Аврил поспешно отступила – точно так же, как до этого сделала Бейли. Послышался шум, все резко выдохнули.

– Ты такая, – прошептала Аврил. – Господи, это правда!

Движение. Перешептывания. Кто-то засмеялся.

– Я не могла… я собиралась… – Лидия не понимала, что говорит. – Это ничего не меняет.

– Ты врала мне. Ты врала мне все это время.

– Нет… это не ложь…

– Это ложь. Ты никогда не говорила. Я доверяла тебе во всем, все тебе рассказывала, а ты ничего не сказала. Ничего.

Глаза Аврил наполнились слезами.

– Аврил, я…

Она покачала головой.

– Я считала тебя лучшей подругой.

– Так и есть.

– Ты обещала никогда мне не врать, Лидия! Ты обещала! О чем еще ты лгала?

«Я люблю тебя».

Кольцо вокруг них уплотнялось и сужалось.

– Ни о чем, – ответила Лидия. – Клянусь, ни о чем больше!

– Я не могу это принять. Мне кажется, будто я совсем тебя не знаю.

Аврил выглядела так же, как в тот день, когда Лидия помогала поднять ее мать с пола в ванной комнате. Напуганной и измученной. Невыплаканные слезы стояли у нее в глазах.

– Аврил… – безнадежно повторила Лидия.

– Девочки! – Вперед протиснулась мадам Фурнье, учительница французского. – Что вы тут делаете? Скоро начнется экзамен, пора строиться и заходить.

Толпа мгновенно рассеялась. Аврил отвернулась и поспешила занять свое место среди других учеников. Лидия смотрела, как они расступаются, чтобы пропустить ее. В сторону подруги Аврил даже не взглянула.

– Иди, иначе опоздаешь, – сказала Лидии мадам Фурнье. – Те, кто сдает общий экзамен, – в задних рядах, экзамен повышенной сложности – на первых партах. Ты же сдаешь усложненный? Мы должны организованно начать экзамен. Заходим спокойно и быстро. Да что с тобой? Ты что, не слышишь меня? Быстрее!

Как ей вообще удалось до сих пор не выронить пенал и бутылку с водой? Лидия подошла к своему месту в очереди – между Мэри Лавелль и Захарием Линтоном. Они тут же посторонились, и вокруг нее образовалась пустота. Лидия смотрела под ноги, чувствуя на себе взгляды толпы.

– Хорошо, теперь заходим в здание, – объявила мадам Фурнье. – Не разговариваем.

Лицо Лидии горело, а голова стала настолько тяжелой, что трудно было ее поднять. В тишине она чувствовала, как они смотрят, как дышат. Она практически слышала их мысли, витавшие в воздухе, улавливала многозначительные покашливания и суетливые движения. Медленно продвигаясь, ряд за рядом, вместе с другими, она дошла до парты со своим именем, номером, экзаменационными листами и стопкой разлинованной бумаги, ожидающей, пока на ней напишут ответы.


Рекомендуем почитать
Красная гора: Рассказы

Сборник представляет собой практически полное собрание прозаических произведений Натальи Дорошко-Берман (1952–2000), талантливого поэта, барда и прозаика. Это ироничные и немного грустные рассказы о поисках человеком самого себя, пути к людям и к Богу. Окунувшись в это варево судеб, читатель наверняка испытает всю гамму чувств и эмоций и будет благодарен автору за столь редко пробуждаемое в нас чувство сопричастности ближнему.


Саалама, руси

Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.


Без фильтра. Ни стыда, ни сожалений, только я

Лили Коллинз — не только одна из самых востребованных молодых актрис, покорившая сердца миллионов поклонников своими ролями в кино и на телевидении (фильмы «Орудия смерти: Город костей», «Белоснежка: Месть гномов» и др.), но и автор остроумных текстов. Она писала колонки для журнала Elle Girl, вела блог в Seventeen, была приглашенным редактором в изданиях CosmoGirl и Los Angeles Times. В своей дебютной книге, искренней, мудрой и ироничной, Лили пишет обо всем, что волнует нынешних двадцатилетних; делится секретами красоты и успеха, рассказывает о собственных неудачах и переживаниях и призывает ровесников, несмотря ни на что, искать путь к счастью.


Современная югославская повесть. 80-е годы

Вниманию читателей предлагаются произведения, созданные в последнее десятилетие и отражающие насущные проблемы жизни человека и общества. Писателей привлекает судьба человека в ее нравственном аспекте: здесь и философско-метафорическое осмысление преемственности культурно-исторического процесса (Милорад Павич — «Сны недолгой ночи»), и поиски счастья тремя поколениями «чудаков» (Йован Стрезовский — «Страх»), и воспоминания о военном отрочестве (Мариан Рожанц — «Любовь»), и отголоски войны, искалечившей судьбы людей (Жарко Команин — «Дыры»), и зарисовки из жизни современного городского человека (Звонимир Милчец — «В Загребе утром»), и проблемы одиночества стариков (Мухаммед Абдагич — «Долгой холодной зимой»). Представленные повести отличает определенная интеллектуализация, новое прочтение некоторых универсальных вопросов бытия, философичность и исповедальный лиризм повествования, тяготение к внутреннему монологу и ассоциативным построениям, а также подчеркнутая ироничность в жанровых зарисовках.


Треугольник

Наивные и лукавые, простодушные и себе на уме, праведные и грешные герои армянского писателя Агаси Айвазян. Судьбе одних посвящены повести и рассказы, о других сказано всего несколько слов. Но каждый из них, по Айвазяну (это одна из излюбленных мыслей писателя), — часть человечества, людского сообщества, основанного на доброте, справедливости и любви. Именно высокие человеческие чувства — то всеобщее, что объединяет людей. Не корысть, ненависть, эгоизм, индивидуализм, разъединяющие людей, а именно высокие человеческие чувства.


Съевшие яблоко

Роман о нужных детях. Или ненужных. О надежде и предреченности. О воспитании и всех нас: живых и существующих. О любви.